21 января 2006 г. скончался Евгений Иосифович Герф.
Он родился 9 июня 1937 г. в Хабаровске. Окончил мединститут в Москве, был врачом. Писал стихи, публицистические статьи. После публикации стихов в журнале "Континент" Евгения Иосифовича уволили и занесли в "черный список"...

Он несколько лет не мог работать врачом - был гардеробщиком в консерватории, сторожем в церкви, затем, когда позволили обстоятельства, вернулся в медицину и работал в поликлинике. В начале 90-х годов прошлого века живой отклик у читателей католического вестника "Истина и Жизнь" вызывали его публицистические статьи и стихи.
Давайте почитаем их вместе и помолимся об упокоении души Евгения Иосифовича...

Мы жили в старом доме в старой Москве, на Пресне. Помню еще на кухне огромную дровяную печь. А в окне кухни была видна колокольня разорённой церкви Девяти Мучеников. И переулок, где была церковь, так и назывался: Девятинский. Ходила легенда, что дом наш построил старьевщик - для этого он засыпал старьем пруд. А уж советская власть надстроила, добавила два этажа. Оттого наш дом оседал, во всю стену комнаты, где мы жили, шла зигзагообразная щель. И как эту щель ни замазывали, она все равно разъезжалась. Ненадежен был этот дом, основанный на старье! А еще была у нас на кухне дверь на черный ход - действительно черный, пыльный; в самом низу, под лестницей, зияла черная пропасть, которую надо было обойти, чтобы отпахнуть дверь во двор и выйти на свет.
Вот именно здесь я и нашел однажды нательный крест на зеленом шнурке. И не задумываясь надел его на себя. Ах, как ругалась моя матушка, когда узнала об этом! Ведь надеть чужой крест - это значит взвалить на себя чужую беду! И так велика была сила родительского внушения, что в тот же день я заболел. Поднялась температура, меня бил озноб...
Только много лет спустя, уже в сознательном возрасте, я все же принял святое крещение. Меня крестил в православии о. Дмитрий Дудко. Катехизации я не проходил. У о. Дмитрия было наоборот - он сначала, крестил, а потом в течение года руководил новокрещеным. Сначала я чувствовал большую радость и покой. Было такое ощущение, как будто на многолетнюю рану были наложены целительные бинты. А потом началось ужасное. Меня душила тоска - до такой степени, что я, физически не очень сильный, как-то разорвал на себе свитер, рубашку и майку, все вместе!
И вот однажды в "Журнале Московской Патриархии" мне случайно попался некролог, посвященный кардиналу Беа, деятелю экуменизма. На портрете у него было очень приветливое лицо, он как-то очень по-доброму смотрел на меня. И я стал просить его о помощи. Так начался мой путь в католичество.
Конечно, не все было плохо в те времена, когда я ходил к о. Дмитрию. Помню его чудесные Богородичные службы накануне ранней литургии. Дальнее Подмосковье. Деревянный храм. Каждение. И сквозь кадильный дым - первое солнце. И сам батюшка Дмитрий - седоватый, румяный, словно окруженный утренней аурой... Как чисто бывало на сердце после исповеди! И думалось: хорошо бы именно сейчас умереть! Вечером - братская трапеза в доме у батюшки, ночевка на деревянном полу. Утром - к причастию... Помнится, ночью - стук в дверь. Батюшка: "Ну-ка, Евгений, открой". И - никакого страха! А ведь на стенах детские рисунки: святой Георгий поражает не змия - красную звезду! А в комнате, где батюшка исповедует, фотография царской семьи. А год на дворе - 1975-й!..
И все-таки я решил уйти от о. Дмитрия. Уж очень все это было неблизко мне: отрицание западной культуры (на Западе - бездуховность!), настороженное отношение к евреям (хотя батюшка много крестил евреев, при этом он считал еврейский народ особо греховным), и наконец - и это самое главное - политика, в которую он был вовлечен. Вот это мне было уж совсем не по силам! Потом, через несколько лет, когда я попал к о. Александру Меню, тот сказал мне: "Политика не ваш крест. И нет на свете ничего более неудобного, чем нести чужой крест!"
Какое-то время после ухода от о. Дмитрия я посещал обычную православную церковь в Москве. Но все это было не то. Бесцветная, примитивная проповедь, и в сердце не солнце греет, а так - коптилочка еле дрожит...
В те годы мне подарили открытку: Папа Римский Иоанн Павел II молится перед иконою Святой Девы
Марии Гваделупской. И я сразу - и не помышляя тогда о католичестве - поставил эту открытку в божницу. Друзья говорили: нельзя! Ведь Папа не святой! А у меня - никаких сомнений: святой или не святой, не знаю, а - очень светлый! Простое белое облачение, шапочка белого шелка, сосредоточенное, молитвенное выражение лица. Такая чистая молитвенность!
Прошло время, и я попал в Новую Деревню к о. Александру Меню. И там у меня ничего не получилось! Уж очень большой был контраст с моим прежним православием - ведь как бы там ни было, меня, можно сказать, от колыбели формировало духовное наставничество о. Дмитрия. И хотя разумом я был полностью в Новой Деревне, и со всем был согласен, и все было по мне, а в глубине сердца, может быть, подсознательно, я сопротивлялся всему этому новому. Я всей душой любил Русскую Православную Церковь и не мог всей душою в нее войти! Не мог полностью ей довериться, как доверяются родной матушке.
Может быть, не последнюю роль туг сыграла моя смешанная еврейско-русская национальность. Если ты по языку, по культуре совершенно русский, но с детства слышишь: "Жиды! Христа нашего распяли!"; если тебя тысячу раз переспросят: "Как фамилия? Как? Как?"; если, уступив нажиму родителей, в 53-м году (в год чудовищного "дела врачей") в паспорте напишешь "русский", чтобы поступить в медицинский институт, и всю жизнь потом ощущаешь это как предательство, - то как со всем этим всей душою войти в Русскую Православную Церковь?.. Господь лицемерия не терпит.
В течение пяти или шести лет каждый месяц я исповедовался в Новой Деревне у о. Александра Меня, но так и не смог довериться ему. Он это чувствовал и однажды сказал: "Проводнику надо доверять!" Да и в самом начале, когда я рассказал ему об о. Дмитрии, он мне ответил: "Это что-то в вас!" - и показал на сердце.
А меня все более и более сильно влекло в Западную Церковь. Но как было уйти от святого духовника? У меня не хватало сил, и это длилось до трагической гибели о. Александра.
К тому времени я уже бывал в храме св. Людовика. Я уже знал тогда, что на II Ватиканском Соборе
Западная Церковь осудила антисемитизм, что иудаизм был признан боговдохновенной религией. Правда, одна православная сестра мне сказала, что евреи дали за это Папе большие деньги. Но что она знала о католичестве? Папу она никогда не видела, даже и на открытке... А другой православный, из прихожан храма Святого Духа, что на Даниловском кладбище, уверял меня, что у католиков нет икон. О Рафаэле он, видимо, не слыхал! Любопытно, что он мне сказал, когда я, упорствуя, защищал "западных" и советовал ему посмотреть фильм о матушке Терезе Калькуттской. Было воскресенье. Стояли мы с ним тогда в Ду-ховском переулке. Он так мечтательно на меня посмотрел и произнес: "Высечь бы тебя плеткой, Евгений!". У него были совершенно казацкие усы.
Но я уже знал тогда, что такое небесная радость, когда мысленно молишься вместе со Святым Отцом. И вообще: именно радостное христианство - вот что такое было, по моему ощущению, католичество. Давным-давно, когда я еще был вне Церкви, я впервые попал в католический храм. Это был храм св. Людовика, и был праздник Рождества. И вот что запомнилось: какая-то итальянка, а может, латиноамериканка, пляшет на снегу возле храма со своими детьми! Ни в одной православной церкви я такого не видал!
А решающую роль в моем переходе в католичество сыграл, может быть, такой эпизод. Я был на Мессе в храме св. Людовика. Заиграла виолончель (а у какого еще музыкального инструмента такой "человеческий" голос!), и вот в этом глубоком звучании люди, все разом, пошли к Причастию. Меня поразило это зрелище: как будто бабочки к свету летят, как будто души - к Отцу... Понимаете? Вселенская, Всечеловеческая Церковь - вот что такое в моем представлении католичество. Мой брат еврей, мой брат филиппинец, ирландец - нет такого места на земле, где в какой-нибудь час не служилась бы Святая Месса! И вот что еще меня поразило. В русском молитвеннике для католиков латинского обряда я прочел: "Причащаться следует по возможности часто, даже ежедневно, если духовник не найдет к тому препятствий". И это тоже особенность Западной Церкви - ежедневное причастие. Конечно, это удается не всем.
Так жил, например, св. Джузеппе Москати, скончавшийся в 1927 г. Он был главный врач больницы и крупный ученый в области физиологии, доцент университета. Святой врач, святой физиолог, который ежедневно приобщался Святых Тайн! И это тоже достояние святой Католической Церкви.
Русский католицизм имеет давнюю историю. В царской России за переход в католичество наказывали тюремным заключением, лишением состояния, ссылкой в Сибирь - русская история знает целый ряд таких судебных дел. Но если так жестоко наказывали, значит, сильно боялись. Значит, католицизм в России уже тогда был реальной духовной силой. И кто знает, какова была бы русская христианская Церковь, если бы духовность у нас развивалась свободно! Для России показательно: как только общество становится более свободным, тут же оживляется русское католичество: вспомним XIX в., первые годы после падения царизма, начало нынешней демократии. Русское католичество - своего рода показатель свободы в нашей стране...
Вот уже второй год при храме св. Людовика существует русская католическая община Фатимской Бо-жией Матери. Когда я впервые попал на Мессу в этой общине (она служится по воскресеньям в 17 часов), я почувствовал - это мое. И я постарался войти в эту общину. Здесь как-то особенно ясно бывает иногда слышно: мы не одни, над нами молитвенный покров Богородицы. Когда идет служба и слова звучат родные, русские, сердцем иной раз можно почувствовать: это Матушка Божия - в летний вечер или пуховой зимою - тихо ступает по московской земле.

Евгений Герф

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...