№ 27-28 (376-377) 07.07.2002

Вице-ректор Санкт-Петербургской высшей духовной семинарии "Мария - Царица Апостолов" о. Пьер Дюмулен рассказывает о себе в неторопливой беседе с нашим корреспондентом...


- О. Пьер, где Вы родились и выросли?
- Я француз. Родился в Париже 20 января 1961 г. Мои родители - глубоко верующие люди. Когда мне было 15 лет, семья переехала на юг Франции, на берег Средиземного моря. Я неплохо учился, серьезно изучал русский язык. Дело в том, что мой крестный – русский, православный.
Даже тогда, до II Ватиканского Собора, это было возможно по Каноническому Праву, при условии, что один из двух крестных – католик. Протестант, правда, может быть лишь свидетелем, а православный – это совсем иное: мы ведь признаем все таинства.
Я был скаутом и министрантом, жил в маленьком городке, но у родителей был дом в деревне, так что я и там участвовал в жизни прихода. Я стал членом группы, которая участвовала в реставрации церквей, занималась с детьми, организовывала поездки за границу, у нас был клуб и т. д. Нам было лишь по 18 лет, когда мы взяли на себя заботу о здании женского монастыря, в котором уже не было насельниц. С той поры и на протяжении вот уже 20 лет в этом здании действует община, одним из руководителей которой я являюсь. Она называется "Рок Эстелло", и в число ее задача входит работа с молодежью. Для меня это очень важно, ибо у призвания есть разные аспекты: церковная жизнь очень богата, она не ограничивается рамками прихода.
В молодости я прочел биографию Матери Терезы и серьезно задумался о своем будущем. Я намеревался стать врачом и миссионером в Африке. В своих детских мечтах я хотел лечить людей совершенно бесплатно. Позже, правда, мне пришлось признать, что хоть какую-то плату мне брать придется, ведь и врачу надо что-то кушать.
Тем не менее, я поступил в медицинский институт, хотя уже тогда серьезно задумался о священстве. Я чувствовал себя как человек, который вынужден жить вдали от Невесты. Меня пугала мысль, что если я закончу медицинский и только потом поступлю в семинарию, то по ее окончании мне будет уже 34 года. Тогда мне этот возраст казался просто старостью. Я очень переживал, и в итоге поступил в семинарию от епархии Монако. С епископом Монако я познакомился в детском лагере, он был у нас в гостях. Мы поговорили и он решил, что я должен учиться в Италии.
- Вы учились там с 1-го курса?
- Да. Для этого мне пришлось выучить итальянский. Вначале я учился на севере Италии, в 20 минутах езды от Монако, а затем продолжил учебу в Риме. Там во французском колледже при Григорианском университете я получил степень бакалавра, а затем получил степень лиценциата по богословию. Одновременно, хотя это было неким нарушением правил, я учился в Библейском институте ("Библикуме") и получил степень лиценциата по библеистике. У меня появилась возможность заняться докторской. Год я проработал над ней в Иерусалиме, а защищался в Риме, в Григорианском университете. Епископ Монако решил, что, поскольку я уже получил ученую степень, то вполне способен заняться преподаванием. В Монако есть государственная школа для детей 11-16 лет, в программе которой в числе прочих дисциплин есть и Закон Божий.
- Это обязательная дисциплина, или ее изучают только желающие?
- Нет, от ее изучения можно и отказаться. И – говорю не из гордости, а во славу Божию – когда пришел в школу, очень немногие изучали этот предмет, а когда я завершил свою работу, большинство ребят посещали эти занятия. Я был очень доволен, евангелизация – это очень важно. Я вообще очень люблю заниматься с молодежью. В Монако меня знали многие. Я ездил по городу на спортивном велосипеде, и, приветствуя, меня многие называли "отец".
Помимо занятий с молодежью я периодически писал статьи. Меня хорошо знал глава "Библикума", который руководил и Папской библейской комиссией. И когда возникла идея создать в Лугано богословский факультет, им потребовался библеист...
Какое-то время я совмещал работу в Монако и Лугано. Расстояние между ними – 700 км. А ведь у меня была еще и община. Мне было очень тяжело - я преподавал и одновременно учился преподавать. Мне очень помог известный богослов о. Жорж Шантрен, который был моим наставником.
- Отец, почему Вы избрали для своей специальности именно Библию, а не нравственное богословие и не философию?
- Еще в детстве у меня обнаружился дар к изучению языков. Об этом узнал мой первый епископ. Здесь следует упомянуть, что во Франции за пять лет обучения в семинарии у меня было четыре епископа, так уж вышло. Причины тому – самые разные. Так вот, мой первый епископ очень любил Библию и именно он советовал мне изучать библеистику. Это соответствовало и моим стремлениям, я даже самостоятельно изучал греческий язык, чтобы лучше понять тексты.
- Расскажите немного о Франции. Говорят, что это очень секуляризованное государство, там все меньше священников и очень мало призваний. В наше время проблемы еще более усугубились, но ведь и в конце 70-х эти они уже существовали. Каково это – быть верующим в настолько "светском" государстве, как там относятся к молодому человеку, решившему стать пастырем?
- Это одна из причин, по которой я стал священником. Если мы смотрим вокруг и видим, что некому идти по пути призваний, то, обращаясь к Господу, говорим: "Направь меня по этому пути". И я знаю, что сейчас в России многие молодые люди находятся в такой же ситуации – они слышат призыв Бога. Да, во Франции очень сильны процессы секуляризации. Общество не такое, как было когда-то – верующих действительно меньше. К тому же правительство никогда не скрывало своей антиклерикальной направленности. Но с другой стороны – чем больше проблем у католиков во Франции, тем активнее жизнь верующих. Франция – это страна Евхаристии. У нас очень живая Церковь. Большинство новых церковных движений появляются именно в этой стране. Это вообще свойственно французскому характеру – чем больше давления, тем больше и противостояния. Это своего рода христианское Сопротивление – очень разумное, мягкое, но эффективное. Нужно постоянно искать что-то новое. Когда в Париже был Всемирный день молодежи, масс-медиа и не думали широко освещать это событие – были уверены, что вера в стране умерла, что почти никто не приедет. Но размах встречи и ее организация были такими, что светская пресса просто вынуждена была реагировать на это событие. Такого тогда просто не ожидали, это удивило всех. Вот такая наша Франция –от Лефевра до теологии освобождения – очень разная, многоликая, но в этом ее богатство.
Продолжая свою историю, скажу, что как-то в Лугано я молился, благодаря Господа за то, что Им востребовано все, чему я учился, что в моей работе с молодежью пригодились и познания в литературе, и спорт... Я был так счастлив! Единственно, что не нашло применения, – знание русского языка, на котором я уже долго не говорил и который я уже начал забывать. И буквально через два дня ректор по секрету сообщает мне, что Папа направляет для учебы новорукоположенных епископов для России и Белоруссии. Я рассказал ему о том, что семь лет изучал русский язык и предложил свою помощь. Наш епископ дал согласие, и в итоге я проводил занятия с нашими архипастырями.
- Кто именно из епископов прибыл тогда?
- Это были епископы Казимир Свентек, Тадеуш Кондрусевич, Иосиф Верт, епископы из Казахстана и Белоруссии. Я преподавал им библеистику. Епископы были настроены очень благожелательно, но, поблагодарив меня, сказали, что было бы лучше, если б я приехал для работы к ним. Это было невозможно, ведь я разрывался между Монако и Лугано.
С епископом Яном Павлом Ленгой я проговорил две ночи подряд; он задавал много вопросов о Библии. Я выяснил, что в том экземпляре Библии, который был у него (Синодальный перевод), было немало ошибок. Все его вопросы были обусловлены именно этими ошибками. Я принес ему новый экземпляр Библии и помогал разъяснить непонятные для него места. Владыка настоял на том, чтобы я написал прошение своему епископу и хотя бы на месяц приехал для работы в Казахстан. Так и случилось.
- Впервые Вашу фамилию я услышал в 1994 г., это было как-то связано с идеей создания предсеминарии в Астрахани.
- Это было уже после Казахстана. Я был в этой республике в 1993 г. Мой епископ согласился на этот отъезд, я получил визу и был первым гражданином Франции, который приехал для служения в Казахстан. Соотечественники меня отговаривали, говоря, что я не знаю, в какое неблагополучное место я еду. Прежде всего, они имели в виду плохую экологическую ситуацию в регионе. Меня предупредили, что радиационный фон очень высокий, и я наверняка заболею. Я приехал, и, как видите, пока не заболел. Но зато я убедился, как плохо здесь обстоит дело со священниками – их катастрофически не хватает.
Во время беседы епископ Ленга показал мне кипу писем, содержащих одну просьбу – направить в регион пастырей. Никто сюда ехать не хотел. Я сказал, что единственный выход – самим готовить священство для служения в этом регионе. По возвращении домой я поговорил с генеральным викарием (это был о. Берш), подготовил по его просьбе проект своей работы здесь и направил его своему епископу. Уже тогда я понимал, что должен сам заниматься с молодежью Казахстана. Епископ согласился.
- Вас освободили от служения в Лугано?

- У меня было несколько помощников, и я мог освободиться с марта до июня, чтобы ездить в Казахстан, а затем еще на несколько недель в сентябре. Начинали мы очень бедно, регистрацию получили не сразу. Некоторые из моих первых учеников уже рукоположены – например, о. Виктор Мессмер, Мирослав Разумович, Валерий Эрмиш. Мы начинали очень сложно – было много проблем с армией, с милицией, жили так, как жили все люди вокруг – бедно, даже есть порой было нечего. У нас был маленький домик, рассчитанный на четырех студентов, а кандидатов вначале было 12. Потом стало легче. Так работали до 1996 г. В то время дон Бернардо Антонини и епископ Тадеуш Кондрусевич делали все возможное для того, чтобы я выехал для работы в Россию. Тогда семинарию переводили из Москвы в Санкт-Петербург, и для работы нужен был новый человек, который стал бы помощником дона Бернардо.
- Расскажите подробнее о своей первой встрече с ним. Как вам работалось вместе?
- В то время, когда я трудился над организацией предсеминарии в Караганде, дон Бернардо решал ту же задачу, но в Москве. Вспоминая те годы, я и сам удивляюсь, с какой наивностью я подходил ко многим вещам. Это сейчас, перефразируя дона Бернардо, я могу о себе сказать: "Я – бывший француз" (во всяком случае, почти). А в те годы... Из 12 кандидатов на поступление, которые были у меня изначально, я отобрал 8. Их мне и хотелось направить на учебу в семинарию. Я позвонил в Москву и радостно сообщил епископу, что у меня есть 8 кандидатов для учебы. Я ожидал радостного отклика, но в ответ услышал: "Хорошо, а что ты хочешь от меня?". Я был озадачен... Мне ведь тогда казалось, что это у нас, в Казахстане – проблемы, бедность, а уж в благополучной богатой Москве нет никаких тягот... Именно тогда и возникли первые контакты с доном Бернардо, который запросил у меня всю документацию на моих учеников. Он и не подозревал, сколько проблем появилось у меня в связи с этим. Ведь именно мне пришлось собирать, а подчас и просто готовить эти документы – ведь многие настоятели плохо знали русский. На многих бумагах стоит моя подпись. Мне пришлось, подтверждая акты крещения, собирать свидетельства многих людей, печатать документы, писать характеристики, а потом преодолевать сотни, а подчас и тысячи километров, чтобы получить подпись настоятеля. Однажды ради одной подписи я проехал 1,5 тыс. км. Все это напоминало армейские учения.
- А как прошла ваша первая встреча?
- Впервые мы встретились с доном Бернардо, когда я сопровождал ребят, приехавших поступать в семинарию. Затем я, как преподаватель из Лугано, несколько раз преподавал в МГГУ основы христианского учения. Впоследствии встречи случались всякий раз, когда я приезжал в семинарию, чтобы навестить своих ребят. Так мы и познакомились, поговорили, рассмотрели ряд проблем. Он решил, что я должен был работать здесь, а я не возражал. Мой епископ также согласился, - вот так я и начал работать в семинарии в Санкт-Петербурге. Вначале – преподавателем, а затем трудился там, где был нужен. Если нужно было работать в библиотеке – работал там; когда потребовался префект - стал префектом. Потом бы нужен вице-ректор, и я стал вице-ректором. И, чем бы я не был занят, все вопросы мы решали вместе с доном Бернардо, трудились сообща. Это были трудные времена, когда у нас была только часть третьего этажа, но мы очень интенсивно, как говорил дон Бернардо, работали – с 6 утра до 10 вечера. По ночам, случалось, он звонил мне, когда возникали какие-то вопросы. Он стал мне истинным духовным отцом, а я старался быть его духовным сыном.
- Чем отличается семинария в России от семинарий во Франции?
- Во-первых, отличаются сами кандидаты. У тех молодых людей, которые поступают в российскую семинарию, не такой долгий опыт христианской жизни, это, как правило, неофиты, но они открыты для восприятия христианского учения. У нас же это, как правило, люди, которые очень крепки в вере. Для них путь в семинарию – это продолжение их убеждений. Во-вторых, во Франции стать священником – это избрать путь бедности. Уровень жизни священника много скромнее, чем средний уровень жизни в стране. Даже если говорить о зарплате – вряд ли кто-то во Франции может получать меньше, чем священник.
В современной России для большинства молодых людей, особенно приехавших из деревни, стать священником - это изменить свой статус в лучшую сторону. Для некоторых это – соблазн. Во Франции стать священником - это пожертвовать очень многим ради служения Богу и людям. Современные ребята здесь, в России, осознают, что для них тоже этот путь есть путь самопожертвования – хороший священник действительно жертвует своей жизнью везде - и во Франции, и в России.
Есть и еще одно – нынешнее молодое поколение – первое поколение после распада Советского Союза. Сохранился особый менталитет – не просто русский, но советский, и его влияние очень сильно, как в плане имущества, так и в плане ответственности, способности принимать решения. Люди здесь не всегда чувствуют свою ответственность перед обществом за те действия, которые оно предпринимает.
Отличаются и условия работы. В России католики - меньшинство. Быть католиком -–это что-то "ненормальное" в глазах общества. Во Франции, напротив, быть католиком –это нормально, общество уважает верующих. Мы должны воспитывать молодых людей так, чтобы они не боялись быть теми, кто есть, не боялись отстаивать свои взгляды. Что касается преподавателей, то сейчас положение с ними намного лучше. Но для постоянной формации семинаристов нужно иметь стабильные кадры, высококвалифицированных преподавателей.
- Это, наверное, касается и администрации?
- Да, для работы нужно немало компетентных энергичных людей. Но я все время вспоминаю слова нашего архиепископа, который часто напоминает, что 81 год у нас не было возможности готовить священство, и потому отсутствуют местные пастыри, которые могли бы заняться обучением и воспитанием молодых. Ведь в основном этим занимаются иностранцы.
- Почему архиепископ принял решение о годичной практике для семинаристов?
- Мы давно ждали этого решения. После нескольких лет обучения в семинарии молодые люди в чем-то меняются. Перед рукоположением они должны поработать в приходе, чтобы еще раз утвердиться в призвании, узнать на практике, что это такое –работать в приходе. Подобное, при необходимости, практикуется и на Западе. Это нужно самим семинаристам, чтобы через год, уже будучи рукоположенными священниками, они знали людей, с которыми предстоит работать, представляли, как работает курия и т. д.
- Таким образом, с учетом практики время обучения достигает 7 лет?
- А с учетом предсеминарии - 9-ти лет. Предсеминария в Новосибирске - это местная особенность, вынужденная необходимость. За несколько лет семинарист наберется и жизненного опыта, что немаловажно для будущего пастыря.
- Вы часто ездите в поисках призваний по странам ближнего зарубежья –в Молдавию, Грузию, Казахстан. Как, по Вшему мнению, должна строится работа в отношении призваний, чтобы разыскать, взрастить и не потерять ни одного из них. Как должны действовать епископат и священство?
- Я занимаюсь вопросами призваний в Грузии. Бываю там 3-4 раза в году; во время первого посещения прихода беседую с группой молодежи о призвании. В ходе второго визита устраиваю духовные упражнения для тех, с кем я уже встречался и кто серьезно задумался о священстве. Это молодые люди 16-25 лет, их немного, в год мне приходится заниматься с 25-ю юношами. Монахини проводят подобные встречи с девушками. В ходе третьего визита я встречаюсь одновременно и с теми, кто намерен поступать в семинарию, и с семинаристами. Четвертая встреча проходит уже без меня, как правило, на Рождество. Встречаются семинаристы и молодые люди, намеревающиеся избрать для себя путь посвященной жизни. В Молдавии я стараюсь посещать приходы раз или два в году.
В России вопросами призвания занимается о. Константин Передерий. Он и проводит духовные упражнения для молодых людей. Мне кажется, что Конференция епископов должна назначить одного человека для посещения приходов и общения с молодежью. Это должен быть молодой священник, который может часто освобождаться от работы в своем приходе, чтобы посещать различные приходы и заниматься целенаправленно только призваниями. По возможности, и я, и другие наши священники совершают подобные поездки "в народ", но это происходит от случая к случаю, а работа должна вестись постоянно.
- В какой форме должна вестись эта работа? Личная беседа, рекомендации почитать какую-то литературу?..
- Общие встречи и личные беседы, конечно, важны. Важно показать образ счастливого священника –"я счастлив потому, что стал священником". Призвание –это дар Божий, но нужно, чтобы молодой человек встретил в священнике духовного отца, который распознает в нем дар священства, поможет развить его и не даст ему угаснуть. Если настоятель готовит человека для беседы со мной, он должен знать, что в дальнейшем я возьму на себя обязанность помочь ему. Важно, чтобы юноша понимал –это не я хочу, чтобы он стал священником, я просто помогу ему осуществить его намерения, его желание, если он хочет стать пастырем.
- Традиционный вопрос - Вш любимый святой?
- Безусловно, святой Франциск. Я воспитан в его духе, живу по его заветам. Для меня бедность –необходимый аспект жизни священника. Но в своих молитвах я обращаюсь и к тем, кого сам хорошо знал, кого встретил на Родине и на земле Русской. Сегодня их уже нет с нами. Первая –это Наташа Соколова, которая работала здесь секретарем. Мы знаем, как она жила, как она умерла, и я уверен, что она сейчас на Небесах. Второй –это архиепископ Михаил Мудьюгин, с которым я был дружен. И еще – дон Бернардо, который останется для нас отцом, примером и покровителем. Во Франции я тоже встречал святых людей - это моя духовная мать Женевьев, к которой я обращаюсь в молитвах. Думаю, теперь они все – вокруг Девы Марии, мои "секретари на Небесах"... Даже когда я молюсь какому-то святому, я часто добавляю имена моих друзей (о. Антоний Гей, о. Пьетро Скалини, о. Виктор Якубов, Кшиштоф, Павел). Хоть я не очень стар, но считаю, что с годами связь с Небесами становится все глубже. Я особо остро ощутил это, потеряв дона Бернардо, и часто чувствую себя в большей степени "гражданином Неба", а не земли.

Беседовал Йонас Иванаускас

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...