Кто из воспитанников Греческого колледжа в Риме выпуска 1907 г. не знал отца Сергия Веригина, протоиерея византийско-славянского обряда? Высокий, стройный, с копной густых, не знавших ножниц волос, с длинной, всегда неподстриженной бородой, в безукоризненной рясе и камилавке, отец Сергий являя собой как бы живую проповедь и византийскую суровость.
Кто не помнит те торжественные и длинные службы на Святой Неделе, на Пасху, на Троицу, при рукоположениях в церкви св. Афанасия, в которых кроме отца Сергия участвовали архимандрит Ладикос, священник Грека-Православной Церкви Никола Франко, отец Кирилл Королевский и все священнослужители византийского обряда, сколько их ни находилось в то время в Риме? А вопросы, которые, пользуясь случаем, задавали воспитанники отцу Сергию: о способах отправления служб, о почитании святых и еще о многом другом?..
Родился о. Сергий 24 марта 1868 г. в Любляне Словенской. Его родители происходили из древних русских дворянских родов.

О его юношеских годах известно немного. Его кормилица г-жа Балан, савойярка, которая никогда с ним не расставалась, рассказывала, что Сергей был хилым ребенком, и мать, чтобы поправить его слабое здоровье, в течение нескольких лет проводила с ним самые холодные месяцы года в долинах Савойи и на Лазурном берегу.
Он был очень кротким, глубоко набожным ребенком, чурался своих сверстников и нигде не бывал, кроме церквей, которые посещал охотно, по несколько раз в день.
В 1888 г. он окончил лицей в Москве, а затем поступил в Духовную академию, получил аттестат зрелости и диплом об окончании богословского факультета с отличными оценками, особенно преуспев в истории и литургике.
Еще в юности о. Сергий прочитал много трудов по истории. У него были изумительная способность усваивать прочитанное и необыкновенная память. Когда ему задавали вопрос относительно какой-нибудь исторической даты, канонов какого-либо церковного Собора либо имен исторических деятелей, он чаще всего отвечал уверенно и почти с математической точностью, критикуя либо одобряя тенденции автора исторической книги, рассказывая его биографию, а если автор был современником — то и дополняя его высказывания личными замечаниями.
То же самое можно сказать и о богословских вопросах. Он изучал эти вопросы не столько умозрительно и отвлеченно (ибо считал, что такой подход — игра довольно-таки опасная, т.к. ум человеческий может с легкостью принизить вещи божественные и сверхъестественные до уровня своего ограниченного понимания), сколько в их историческом и документальном плане. Из его признаний можно было сделать вывод, что эти знания, почерпнутые из хорошо изученных первоисточников, и привели его к исповеданию католической веры.
Он был рукоположен в православного священника в Пензе и получил золотой крест в знак особой милости и расположения императора.
В силу этого посвящения он вынужден был подчиниться традициям Православной Церкви и вступить в брак. У него было двое детей: мальчик и девочка. Но супружеская жизнь была тягостна о. Сергию, и, как только появилась возможность, он отдалился от жены и детей и виделся с ними лишь изредка, а после большевистской революции вообще потерял их из виду.
В 1905 г. он был направлен в качестве священника Русской Православной Церкви во Францию и служил в По и Биарицце до середины 1907 г.
Во время своего пребывания в России и за рубежом о. Сергий не упускал ни единой возможности, чтобы совершить паломничество к наиболее известным святыням Европы и Азии. Наибольшее удовлетворение в Москве он испытывал от посещения греческого монастыря и присутствия на его богослужениях, которые, как он мне не раз говорил, совершались с максимальным соблюдением всех канонов, предписанных Типиконом. Здесь он встретил старца Герасима, к которому всегда относился с большим почтением из-за его святости и набожности. Фотография о. Герасима стояла на его письменном столе.
О. Сергий совершил паломничество в Святую Землю, был в Египте и даже в Индии, интересуясь, главным образом, жизнью и подвижничеством монашеской братии различных обрядов: греческого, коптского, эфиопского — их ритуалами и отправлением церковных служб. Ревностный блюститель строгого следования обрядам, предписанным для церквей его конфессии, он расспрашивал монахов, священников, епископов об их аскетических правилах, о соблюдении дисциплины, о способах совершения обрядов и их интерпретации. Благодаря своей наблюдательности и прекрасной памяти он отмечал все интересное, что видел и слышал в церквах и монастырях, и нередко во время бесед на эти темы замечал: на горе Афон делают так-то, в Иерусалиме у греков такой-то обряд, в Александрийском патриархате я обратил внимание на такое исполнение предписания Типикона, в то время как русские изуродовали, сократили, модифицировали такую-то и такую-то части Литургии и т.д. и т.п.
Бедные русские! По отношению к ним он выбирал не самые мягкие выражения. Может быть, потому, что, будучи сам их роду-племени, свои симпатии о. Сергий отдавал грекам, которые, как он не без основания утверждал, сохранили истинный дух и подлинную интерпретацию византийской Литургии.
Типикон он знал досконально, наизусть. Тропари из Типикона, читаемые при службах по случаю какого-либо церковного праздника, он мог цитировать во множестве, так же как и описать все подробности обряда Св. Причастия или посоветовать, какую молитву следует читать в том или ином случае. Чтобы быть хорошим монахом или священником, не обязательно, говаривал он, обладать большой ученостью: достаточно
Впервые я встретил о. Сергия в августе 1907 г. в Монтефьоло близ Аспра Сабина, где проводили летние каникулы воспитанники Греческого колледжа. Самые пожилые из них должны помнить приезд этого таинственного православного русского священника, который уединялся в келье с о. Уго Гаиссе-ром и о. Плачидо и часами вел с ними беседы.
Очень скоро причина этих секретных собеседований стала известна всем. После зрелого размышления и анализа и вполне осознавая свои действия, о. Сергий принял решение перейти в Римско-Католическую Церковь, убедившись, что только она обладает полнотой апостольской первоначальной веры.
Его Преосвященство кардинал Рамполла дель Тиндаро специально занимался вопросом возвращения этого славянского сына в лоно Матери-Церкви, и после некоторого практикума 28 августа 1907 г. о. Сергий Веригин в присутствии архимандрита Арсения II Пеллегрини объявил о своем переходе в католическую веру.
Он вернулся в Париж, чтобы сообщить о своем шаге светским и церковным властям, а также написал письмо Его Величеству императору, объяснив мотивы своего перехода в католичество и отказ от должности капеллана со всеми выгодами и привилегиями, которые она давала.
С этого времени о. Сергий стал близким другом учащихся Греческого колледжа. Он мог теперь распоряжаться своей судьбой, а посему решил обосноваться в Риме, куда и прибыл в начале 1908 г. в сопровождении своей служанки-француженки Анны Лаберте, остававшейся рядом с ним долгие годы.
Проживание в Риме не заставило о. Веригина отказаться от любезных его сердцу путешествий. Он посетил святыни в Помпеях, Лорето, Дженадзано, неоднократно бывал в Неаполе, в Лурде во Франции, в Бельгии был принят вместе с членами ордена св. Бенедикта прелатом Одилоном Голенво, теперешним ректором Греческого колледжа. Не раз пересекал он границу тогдашней Австро-Венгерской империи. Там он встречался с митрополитом Андреем Шептицким, который 8 августа 1910 г. приписал его к своей епархии как миссионера с правом совершать богослужения в русской католической церкви в Риме. И действительно, в том же году о. Сергий был назначен настоятелем русской церкви Сан Лоренцо. Он занимал эту должность вплоть до сноса этого здания при реконструкции улицы Имперо.
С какой радостью и с каким старанием служил там о. Сергий в канун праздников, в воскресные и праздничные дни! Ему помогал небольшой хор, а неутомимая Анна выступала в роли старосты. Несколько раз мне посчастливилось прислуживать ему, и я многому научился у этого несравненного мастера ведения Литургии.
2 февраля 1914 г. в этой же церкви он отмечал 25-летие своей священнической хиротонии. О. Серафим из Коллепардо, капуцин, произнес по этому случаю короткую речь в присутствии многочисленных друзей и знакомых о. Веригина.
После присоединения к Апостольскому Престолу о. Сергий вел очень простую и скромную жизнь, особенно в последние годы. Проблемы питания или одежды абсолютно его не беспокоили. На материальную сторону жизни он не обращал никакого внимания и плохо разбирался в самых элементарных житейских вещах. Если бы рядом не находилась добрая и преданная Анна Лаберте, кто знает, сколько бы раз он оставался без гроша в кармане и в платье, превратившемся в лохмотья!
Зато у него была вера — вера живая и несколько наивная.
Его внимание всегда привлекали иконы, но иконы “настоящие”, написанные в традиционной манере. Когда он входил в церковь или переступал порог чьего-либо дома, где исповедовали византийский обряд, он целовал святые образа и начинал внимательно изучать их сюжет, краски, технику письма. У себя дома он по нескольку раз в день кадил ладаном возле икон, которыми были увешаны стены в его комнате. Этой его привычки не понимала и не принимала его верная служанка. Она выговаривала ему за это точно так же, как за привычку побаловаться сигареткой. Впрочем, всем было известно, что ладан он считал средством против всяких несчастий и недугов. Выходя из дому, он брал с собой пакетик с гранулами ладана и одаривал им всех, кто ни попросит. Так, во время прогулки ему однажды встретился бравый легионер и попросил кусочек чудотворного ладана.
Он верил, что вода, освященная в день Богоявления, которой он всегда держал целую склянку, не должна и не могла испортиться в течение всего года.
До того как ему пришлось, чтобы прокормиться, продать свой “Пролог” на древнеславянском языке, он имел обыкновение ежедневно читать эту книгу. Он знал почти наизусть жития святых, содержащиеся в двух толстенных томах, и нередко рассказывал потрясающие агиографические истории или иллюстрировал какую-нибудь догматическую истину притчами, похожими на сказку. Эта чудаковатость, а также вид человека, чуждого чувственному миру, вызывали кое у кого улыбку или недобрую усмешку. Однако несмотря на эти странности душа о. Сергия Веригина сохраняла почти детскую чистоту, была сосредоточена на высшей правде, и тот, кому удавалось проникнуть сквозь этот внешний слой, находил глубокую мудрость о. Сергия в делах мирских и божественных.
Закончу свое повествование забавной историей, которую мне рассказал Его Преосвященство монсиньор Шептицкий.
Монс. Шептицкий приехал в Рим где-то в 1912 или 1913 г. В первый же день к нему пожаловал с визитом о. Сергий, взволнованный, со следами испуга на лице, и сказал: неслыханные, невероятные вещи совершаются в Риме против приверженцев восточного обряда. Митрополит спросил, о чем идет речь. И тогда о. Сергий поведал ему такую историю. Тяжело заболел один из воспитанников Греческого колледжа. О. Сергия вызвали, чтобы отправить необходимый обряд соборования, но, не найдя необходимых по правилам семерых священников, удовлетворились двумя или тремя бенедиктинцами Греческого колледжа. Они уже дошли до чтения-четвертого Евангелия, когда бенедиктинец о. Александр Элий его прервал: заканчивай, заканчивай, сказал он, я теряю сознание, а наш больной умрет раньше, чем закончится церемония.
Тон и смятение о. Сергия, добавил монс. Шептицкий, так меня рассмешили, что и о. Веригин присоединился к моему смеху и согласился со мной, что дело объединения Церквей в этом случае никак не было скомпрометировано.
Вскоре у о. Сергия среди ночи случился церебральный паралич, вызванный, как сказал врач, интоксикацией крови, которую спровоцировала печка, работавшая на мазуте и горевшая день и ночь в маленькой спальне о. Сергия.
Мы, трое священников, выполнили все церемонии и прочитали все молитвы, которые положено читать семерым священникам, — к великой радости и удовлетворению о. Сергия. Наконец не без усилия, ибо пораженный параличом язык с трудом позволял ему выговаривать слова, он попросил меня повторить для него последнюю молитву об отпущении грехов, которая всегда вызывала у него глубокое благоговение. Следующий день прошел спокойно, но не принес улучшения. Несколько раз в течение дня я отпускал ему грехи, и каждый раз он был доволен, слушая эти, такие знакомые ему, слова.
К вечеру у о. Сергия резко поднялась температура, но ничто не предвещало близкой катастрофы. Однако ночью, примерно в 2 часа 15 минут, силы оставили его, и он вручил свою прекрасную и чистую душу Богу.
В пятницу, 18 февраля, над гробом о. Сергия была отслужена Литургия, в которой принимали участие все священники византийского обряда, друзья и знакомые покойного. Прах его был погребен в могильном склепе Греческого колледжа.
Упокой же со святыми, Господи, душу раба Твоего и нашего брата, достойного блаженства и вечной памяти!
1938 г.