...На встрече выпускников Школы христианской диаконии я задал приехавшим из разных концов епархии добровольцам "Каритаса" вопрос, казалось бы, тривиальный: "Почему люди приходят в общину?".
Неожиданно для меня этот вопрос вызвал затруднение аудитории. Но когда люди начали пытаться формулировать ответы, а я их затем суммировал, то получился просто Апостольский Символ Веры. И действительно, если мы посмотрим на обряд крещения взрослого или, как это сейчас называют, христианское посвящение, то принятие в общину происходит в связи с тем, что вступающий произносит Символ веры. Он перечисляет вещи, которые объединяют его с другими верующими. Конечно, в Символ Веры включены те вещи, которые можно называть, а ведь в содержание веры входят и другие - плохо формулируемые или совсем не формулируемые вещи - и они тоже приводят в Церковь. В Символе Веры много чего есть: Троица, Церковь - она называется также общением святых, - прощение грехов, Страшный суд. И разных людей влекут к Церкви разные стороны веры.
Есть, например, люди, которые больше всего обеспокоены прощением грехов и достижением жизни вечной. Остальное содержание Церкви они рассматривают как средства успешного достижения вечности. Тогда люди ходят в приход, чтобы пользоваться средствами. Их два: исповедь и причастие. Такому человеку часто трудно бывает выделить в обрядах центральные моменты. Он заинтересован, прежде всего, в том, чтобы в храме всё было в порядке: чтобы причастие было настоящим и чтобы "в колокольчик звонили как положено", чтобы отпущение грехов было полноценным и чтобы обязательно его получить. Потому что если не получил этого допуска к причастию, то совершенно непонятно, на чем может держаться жизнь.
Другие люди - они тоже произносят символ веры - больше озабочены спасением и улучшением существующего мира. Они делают акцент на общинной молитве. Например, летом Москва задыхалась от дыма горящих торфяников - помолились общиной, чтобы дым рассеялся и пошел дождь, - и, действительно, через две недели дым рассеялся и пошел дождь. (Потом, правда, опять стало нечем дышать.) Здесь имеет место "использование" Церкви как общественной организации, которая с Божией помощью может делать в мире добрые дела. А злые люди будут смотреть и становиться лучше.
Люди, которых называют традиционными верующими, тоже произносят Символ Веры с чувством. Для них важно, что бабушка с дедушкой были добрыми католиками, каждое воскресенье ходили в церковь, давали деньги на ремонт храма, обязательно перед смертью исповедались и причастились. Мама с папой тоже каждое воскресенье ходили на литургию и детей своих соответственно воспитывали. И люди они были добрые и хорошие. Есть чувство "корней" и старание жить так же и учить тому же своих детей. Еще важно для традиционных верующих представление, что вера у человека должна быть постоянна, стабильна, независимо от обстоятельств: женился - верит, развелся - верит, паралич его разбил - он так же бодро верит.
Можно выделять и другие категории и типы верующих, можно проводить классификацию иначе. В данном случае это не важно, важно видеть, что приход посещают очень разные люди. Разные хотя бы по возрасту: бабушка в платочке, молодые люди в кожаных куртках, с кольцами в ушах... Им по жизни-то не о чем особо разговаривать, и вера у них не совпадающая. У бабушки вместе с зубами "выпали" последние искушения, про которые она читала в юности в Катехизисе; у нее есть какие-то другие, но она не знает, что это искушения, потому что в Катехизисе об этом не было написано и священник об этом молчит - а может быть, он вообще по-русски не говорит. У молодого человека бурлят гормоны, и он, будучи, возможно, человеком современным и продвинутым, не знает, на существа какого пола их направить. Они все вместе произносят с чувством Символ Веры. По окончании мессы пробуждаются от мечты о Царствии Небесном, с изумлением друг на друга смотрят - как они могли оказаться в одной компании? - и быстренько рассасываются.
Немного социологии
Мистическое единство Церкви, тем не менее, осуществляется. То есть каждый получает свое: один - прощение грехов, второй - возможность активной социальной борьбы за возвращение храма или за постройку столовой для бедных. И получают, может быть, удовольствие больше от процесса, потому что пока этот человек не ходил в Церковь, а был обычным слесарем, пенсионером или домохозяйкой, он ничего такого не мог. Мог дома проявлять активность: включать и выключать в плите газ. А так - былых профсоюзов нет, остальное такое всё омерзительное, что участвовать не хочется. В храме же всё доброе, хорошее, можно вместе бороться под руководством настоятеля - ощущается жизнь. Действительно, для человека это очень важно. Церковь предоставляет возможность для социальной и молитвенной активности, дает шанс найти единомышленников в приходе. Это важно. Люди этим живут.
Если говорить с социологической точки зрения, то церковная община является буфером между отдельным верующим человеком, достаточно бесправным в этом мире, и большим миром, в дела которого можно активно вмешаться через участие в общине.
Конечно, то описание прихода, которое я дал - это скорее шарж, чем изображение сложной подлинной картины. Хотя понятно, что приход - такой, каким я его описал, разнородный и разобщенный - вещь малоэффективная, с КПД как у паровоза. В чем оказывается проблема? Не в том, что люди приходят очень разные и приход обязан всех их принять, - а в том, что это разнообразие игнорируется. Люди по-разному смотрят на свою ответственность, разного ждут от общины, от настоятеля. У них разные представления о том, каковы механизмы, по которым работает приход, Церковь, разные ожидания в отношении того, отношения какой степени близости должны быть в общине. Понятно, что в проповедях, в катехизации, в текущей приходской работе, в какой-то мере достигается взаимопонимание и согласие. Вопрос в том, достаточное ли?..
Допустим, христианские отношения между людьми - это дружба или нет? Если не дружба, то можно ограничиться готовностью принимать таинство Евхаристии с другими - теми, кто крещены, разделяют вероучительные и нравственные истины Церкви и ее дисциплинарный порядок. Если дружба, то ко всему прочему придется устанавливать близкие, доверительные личные отношения со всеми прихожанами.
Однако, если не достигнуто согласие в определении этих и подобных вещей, если они просто не проговорены, то община не сможет эффективно существовать как пристанище Святого Духа, где присутствуют и "единомыслие" (1Пет 3,8) и общие "чувствования" (Флп 2,5) и в то же время "разномыслие", "дабы открылись между вами искусные" (1 Кор 11,19) - ради повышения все той же эффективности общины.
С другой стороны, понятно и то, что нет возможности или, по крайней мере, очень трудно, если есть достаточно большой приход, обо всем поговорить со всеми. Гораздо проще выделить в приходе небольшие группы, которые могли бы установить между собой бoльшую близость и христианское взаимопонимание. Ватиканские документы по катехизации пишут об этом последние 30 - 40 лет: должна быть не просто катехизация взрослых, а катехизация пожилых, больных, молодежи "с гормонами" и т. д.
Цели общины
и личные взаимоотношения
Был разработан документ о подготовке ко крещению, где эти люди, катехумены, которые уже были взрослыми, когда им в голову пришло в голову креститься, в группах обсуждают существенные вопросы об их жизни в миру и в общине. В Москве, да теперь и в других городах, существует структура катехизации, созданная православными священниками - о. Александром Менем и развитая о. Георгием Кочетковым. Там катехумены маленькой группой проходят катехизацию в течение года, за это время сплачиваются в общину, а потом этой маленькой общиной начинают жить. В то же время они входят в крупную общину, уровня прихода. У нас же нередко получается так: католический катехуменат функционирует, а после группы, в которых не возникло общинных связей, распадаются. При этом немалая часть людей, оказавшись без поддержки, через некоторое время покидает Церковь.
Когда несколько лет назад в Саратове при содействии настоятеля о. Яцека Фальковского и на базе колледжа св. Фомы Аквинского, деканом которого в те годы был о. Бернардо Антонини, был устроен такой катехуменат, действительно, у них образовалась маленькая община, которая несколько лет просуществовала, поддерживая друг друга. Потом, как и положено, эта группа себя переросла, а почти все ее участники в настоящее время занимают места лидеров в приходских структурах.
Итак, это возможно, но нужно много между собой говорить, начиная с догматических вопросов и кончая такими: мы встречаемся как члены прихода или какой-то приходской структуры, например, команды "Каритаса" - каковы правила наших отношений, какую ответственность мы имеем друг перед другом? Должны ли мы каждую неделю собираться и обсуждать какие-то проблемы или просто пить вместе чай? Должны ли одалживать друг другу деньги? Или должны ли мы между собой дружить?
Неясность возникает из-за самого слова "община", потому что в принципе под общиной подразумеваются две разные вещи:
1) Люди живут вместе и вынуждены притираться таким образом, чтобы можно было вместе выжить. Пример: общение в небольшом поселке, где соседи вынуждены кооперироваться, чтобы провести водопровод, пристроить сироту. Я много знаю таких случаев, когда это делается спонтанно. Всё же мы завистливы, но порой бываем отзывчивы к чужому горю.
2) Группа людей, которые связаны между собой не совместным проживанием, но общим делом. У общины всегда есть два полюса. Один - внешняя цель. Второй - личные отношения, личное благополучие каждого из членов.
Допустим, мы, как прихожане, собираемся, чтобы молиться об укреплении Церкви. Или собираемся как "Каритас", чтобы помогать нуждающимся, в приходе и за его пределами. Внешняя цель и личные отношения связаны, между ними должно быть соответствие, причем оно определяется не просто тем, хотим ли мы между собой дружить, делиться чувствами, а тем, какой структуры, какого устройства общины требует внешняя цель и, соответственно, какой степени личной близости требует эта структура.
Например, в реабилитационных центрах, которые занимаются с наркоманами, от работников требуются близкие личные отношения, включая деление чувствами, исходя из того, что для выздоровления пациентов требуется серьезное единство в команде. Большая часть из нас привыкла, что, если папа не разрешает съесть лишний пирожок, надо идти к бабушке, потому что она добрая, или к маме, у которой вырос огромный "зуб" на папу, потому что он не вынес помойное ведро. Пациенты, страдающие от такой болезни-порока, как наркомания, с успехом играют на мельчайших нестыковках, шероховатостях в отношениях персонала между собой. Да и в Церкви при подготовке катехумена, который еще не решил однозначно отношения со смертным грехом, отношения строятся таким же образом. Если он наблюдает несогласованность в приходской общине, вызванную своеволием, закрытостью людей, вряд ли крещение станет для него актом действительной встречи с Христом.
Другой пример. В "Каритасе" проводится социальный прием, на приеме по очереди дежурят несколько добровольцев. Может быть, для посетителей тоже будет резон, как и для пациентов, выбирать время, когда там сидит тетушка, которая "подобрее". Команда, которая занимается социальным приемом, тоже должна находить средства укрепления личных отношений.
В чем сила прихода
На работе человек может быть занят по горло, но если отношения там формализованы, работа требует использования только его профессиональных способностей. В общине - не так. Там отношения ближе к тем, которые существуют в семье. Семья требует не столько того, чтобы человек тратил на нее много времени, сколько того, чтобы человек участвовал в ее жизни всей душой. Мы ожидаем личностного, неформального участия в жизни прихода.
Внешнюю задачу прихода в общем можно определить как евангелизацию, распространение Благой Вести как вширь, другим людям, так и вглубь, для того, чтобы каменные сердца все более превращались в сердца из плоти, живые (ср. Иез 11,19). Но реализуется эта цель в виде конкретных дел, которые по силам именно приходу - небольшие молитвенные собрания, скромные дела благотворительности, неформальное общение и др. Баланс этой задачи и внутриприходских отношений труден, но, с другой стороны, если люди действительно в это вкладывают труд и душу, то получают сильную поддержку, воодушевление, ощущение надежности.
Итак, вообще говоря, общинные отношения и дружба - разные виды отношений. Когда мы рассматриваем общество, в которое нам предлагают вступить, то оцениваем: а это общество не проглотит меня как личность, не раздавит меня? Может быть, у меня есть свои взгляды, милые глупости, которым я привержен, а я подозреваю, что здесь меня заставят от них отказаться. Может быть, я себя знаю как человека, сильно подверженного чужим влияниям, и боюсь, что если в эту общину вступлю, то потеряю себя. Дружба - это доверительные отношения, где такие страхи отходят на второй план. В группе людей, нацеленных на выполнение определенной задачи - в общине - эти страхи всегда в той или иной мере присутствуют, и это заставляет людей защищаться и не быть искренними. Это нормально на первых порах, и не надо поначалу ожидать большего.
В общине человек считается хорошим и ценится просто потому, что является членом этой общины, в отличие от других, от тех, кто к ней не принадлежит. Евхаристия - это наша общая трапеза, в которой мы соединяемся со Христом; самая высокая честь на земле, которая может быть, - участие в этой трапезе. И участвуем мы в ней просто по принципу принадлежности к Церкви, по признаку крещения, исповедания веры. Это к вопросу о том, в чем сила прихода, несмотря на его очевидную слабость.
Но принцип оценки человека по принадлежности таит в себе угрозу превращения общины в антиобщину. Если люди, которые участвуют в Евхаристии, своим поведением за порогом храма не подтверждают, что они христиане, таинству грозит профанация. Литургия воспринимается как спектакль, в который "здравомыслящему" человеку включиться невозможно, и он просто смотрит на людей и думает, что этот вот жену с детьми бросил, что тот деньги спонсора присвоил или неизвестно куда дел и т.д... И Евхаристия для него не получается. А на каком уровне она все же осуществляется в таком случае - оказывается совсем невидимой тайной.
Разделение ответственности
Важным критерием зрелости любой общины является распределение ответственности между членами. Возьмем, к примеру, приход, где настоятель - властный человек, который держит все в своих руках. Это значит, что за всё: управление, катехизацию, финансы, литургию, строительство, благотворительность, связь с внешним миром - отвечает он. Обычно от такого руководителя идут радиальные связи к прихожанам, а между самими прихожанами связей нет. В сфере ответственности прихожан остаются только исповедь, причастие и пожертвования. Будут ли эти пожертвования велики? Вряд ли, прежде всего, потому что эти люди не представляют реальных нужд прихода, да и вообще не приучены делиться.
Есть еще у нас такой тип верующего - постсоветского кулака-индивидуалиста. Это тип традиционного верующего, развращенного советской властью. Они приносят в приходы такие отношения, которые были у них с государством. Все они имели маленькие хозяйства, с которых кормились, и неплохо, но одновременно считали, что государство им обязано всё давать. Теперь, точно так же, они ожидают, что настоятель должен материально обеспечить все их религиозные нужды. Эти люди совершенно не готовы брать на себя ответственность в приходе.
Мирянам не хочется брать на себя ответственность. Может быть, кому-то хочется руководить, организовывать, но брать на себя настоящую ответственность за свою власть - конечно, нет. Это естественное человеческое качество. А настоятелю не хочется воспринимать прихожан как ответственных людей. Это тоже очень естественно,.особенно для Церкви, которой приходится жить в значительной мере на "иностранные" деньги.
Может ли приведенная выше "настоятелецентрическая" схема отношений естественным образом перерасти в приходскую общину с более-менее равномерным распределением ответственности? Нет. Это можно только ломать, как приходится ломать структуры греха в собственной личности. В приходе могут появиться сегменты, группки из нескольких человек, по которым видно, что люди меняются: меньше гонора, меньше страха, больше реализма, - меняется к лучшему деятельность их группы, и другие воспринимают их как пример практики христианской жизни.
Настоятель может входить в одну или несколько таких групп. Само христианской общение ведет людей к необходимости брать на себя какую-то ответственность в общине, разделять ее, как разделяются дары Святого Духа. Закваской становятся люди, ориентированные на благодать. Этот путь не гарантирует успеха, потому что на нем слишком много препятствий. Просто для построения нормальной общины в приходе другого пути нет.
О. Сергей Николенко
"СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ", №10 (407), 2 марта 2003 г.