- Отец Ежи, какие события детских лет повлияли на Ваше призвание?
- Мы с братом - о. Анджеем Стецкевичем - из верующей семьи. Мама ходила на мессу каждый день, сколько я себя помню. Она шла на первую мессу, которая начиналась в половине седьмого утра, чтобы на обратном пути успеть зайти за молоком и свежим хлебом и отправить нас в школу. Мама не работала, у нас была большая семья.
Отец работал и учился, он не мог ходить в храм каждый день, однако не было воскресенья, чтобы наша семья не была на мессе. Этот день был свят, и так было всегда. Кроме того, по вечерам мы молились всей семьей дома. В детстве мы с братом были министрантами. В период Адвента, например, месса была в шесть часов утра, и мы на ней прислуживали.
- Когда Вы решили стать священником?
- После школы мы с братом работали на стройке экскаваторщиками. Это была интересная работа, непосредственный контакт с людьми. В те времена строители зарабатывали много, и, случалось, что деньги их портили - разрушались семьи, спивались люди... Для будущего священника побывать в такой среде - значит, приобрести важный опыт для своей пастырской деятельности.
Впоследствии мы с братом решили пойти в семинарию и в течение всего времени обучения были на одном курсе, но никогда не жили в одной комнате. По существующей традици соседи по комнате меняются через каждые полгода, чтобы иметь возможность познакомиться со всеми и лучше узнать друг друга.
- Какие воспоминания остались от семинарии?
- Семинария - это особое место, где существует возможность готовиться к будущему служению в духовном плане. Что касается вопросов интеллектуального обучения, то пребывание в ней тоже было для нас большой удачей, потому что в те времена в Польше уровень преподавания в Высшей духовной семинарии превосходил даже университетский, поскольку преподаватели в большинстве своем готовились в разных университетах Запада, и именно от них мы получали знания о современном Учении Церкви.
- Где Вы мечтали служить после семинарии и куда попали?
- Я мечтал о маленькой, камерной церкви. Так и получилось - год я служил викарием в городе Дэмбно, где было довольно мало работы, а потом попал в Новогард, где число прихожан составляло 20 тысяч человек, - помимо приходского храма богослужения совершались в десяти филиалах в деревнях. Кроме того, на территории прихода существовала тюрьма, которую постоянно посещал кто-то из священников; больница, а также дома для престарелых и для умственно отсталых детей. Для меня служение в этом приходе стало хорошей школой. Именно там я в первый раз столкнулся с проблемами наркомании и создал первую в епархии группу, которая занималась пастырским попечением о наркоманах.
Затем епископ отозвал меня из этого прихода и назначил директором епархиального издательства, которого тогда реально еще не существовало. Мне пришлось создавать и издательство, и полиграфическую базу для него, и сеть распространения. Издательство называлось "Оттонианум", потому что первым миссионером Померании и покровителем католиков тех земель был св. Отто. Этой работой я занимался пять лет.
Позже я был назначен настоятелем самого старого в этой части Польши кафедрального собора - в городе Камень Поморски. Это собор XII века, он так прекрасен, что у меня нет слов его описать. И приход был под стать храму...
- Как же Вас занесло в Россию?
- Мы с братом всегда мечтали служить в Белоруссии, потому что, во-первых, в Гродно - наши корни, а, во-вторых, приезжая туда, мы осознавали огромную нужду в священниках.
На мое призвание серьезно повлияла так называемая "сухая месса", на которой я присутствовал еще мальчишкой в Гродно. Мы с мамой гостили у родственников и были в фарном костеле - ныне кафедральный собор - на богослужении, во время которого люди положили на алтарь литургические облачения, книги, поставили сосуды, молились, и миряне сами читали то, что должен читать священник. А когда подходил самый главный момент, - на глазах у людей появлялись слезы, потому что они не могли совершить таинство Евхаристии...
Позже, уже будучи священниками, мы приезжали в Гродно - там служил замечательный человек, о. Михал Аранович. Тогда он, будучи единственным священником в городе, говорил нам: "Вы должны меня заменить". И такая надежда была: мой брат, о. Анджей, обратился к Горбачеву, и тот разрешил ему приехать, но стечение обстоятельств помешало реализации этого намерения.
Я мечтал поехать в Россию, думал даже о Сибири, но эти мечты были настолько нереальными, что я и сам их всерьез не воспринимал. А вот Белоруссия, Гродно - здесь жила надежда...
Архиепископ Казимеж Майданьский в начале 1991 года разрешил мне уехать в СССР, а когда поездка стала реальной, в апреле, мы узнали об установлении Апостольских администратур в России. Оказалось, что в Гродно священники уже были, архиепископ Тадеуш Кондрусевич предложил поехать с ним на новое место. Я с радостью согласился. Архиепископ показал мне карту европейской части России и сказал: выбирай. Я ответил: раз до сих пор я работал на море, то теперь хочу в горы. Мне был предложен Пятигорск и немедленно появился декрет.
Когда же я заехал в Гродно, то после одного из богослужений увидел человека (как позже выяснилось - из Калининграда), который подходил к священникам и говорил: у нас богослужение идет только на литовском языке (тогда уже служил о. Анупрас Гауроскас), а так хочется участвовать в мессе на польском. Я увидел слезы на его лице, и что-то у меня в душе перевернулось...
Я позвонил архиепископу, и он согласился. Так я и оказался в Калининграде. Случилось это в июле 1991 года.
- Что в это время происходило в Калининграде?
- Уже существовал приход Святого Семейства. Вместе с его настоятелем, о. Анупрасом Гауронскасом, мы стали путешествовать на моей машине по всей области и собирать католиков, чтобы создавать приходы. Оказалось, что католики есть почти везде...
Приход св. Адальберта мы зарегистрировали в 1992 году, когда государство согласилось вернуть нам то, что осталось от храма. К сожалению, храм оказался передан только на бумаге, здание нам не отдали до сих пор. Внутри храма находится несколько комнат, где размещается государственный исследовательский институт, который занимается измерениями магнетизма земли.
Только спустя четыре года мы поняли, как трудно нам вернуть храм, и тогда решили строить его заново. В 1996 году архиепископ и нунций освятили участок в хорошем месте - но начать строительство там не получилось. Только через год мы получили еще один участок, а к строительству приступили в 1998 году. Первой мы построили часовню Матери Божией Фатимской. Предусмотрены также помещения для катехизации, для встреч с людьми, приходская канцелярия и жилье для священников и монахинь.
Еще одно интересное событие произошло в Калининграде в начале девяностых годов. Тогда немецкие благотворители подарили нам часовню на колесах. В течение двух летних сезонов я почти каждый день ездил с этой часовней по разным местам. Часовня представляет собой большой прицеп к автомобилю, в котором размещена алтарная часть храма: алтарь, дарохранительница, иконы, вся необходимая утварь, около тридцати стульев. Это очень помогало организации новых приходов.
- Каковы особенности христианского возрождения в России, свидетелем которого Вы являетесь на протяжении почти десяти лет?
- Как только стало возможным открыто исповедовать христианство, появились люди, которые давно ждали этого. Но пришли и те, для которых это было очередным модным увлечением: они хотели креститься немедленно и не желали никакой предварительной подготовки. К сожалению, очень часть мы поддавались давлению этих людей и не готовили их должным образом. И сейчас их в храмах, увы, уже нет. Остались те, кто этого долго ждал и искал, и те, кто согласился на серьезную подготовку к таинствам.
Должен сказать, что есть еще много тех, кого можно назвать "потенциальными католиками". О вероисповедании предков они вспоминают, когда нужно похоронить родственников, когда нужно совершить таинства... Среди них есть те, кто пока не считает нужным ходить в храм, есть те, кто боится, те, кому это все безразлично, а есть люди, которые либо стесняются, либо не находят на это времени в жизненной суете...
- Как помочь этим людям?
- Надо идти им навстречу. Есть еще одна проблема - это смешанные семьи. Их много, и у нас есть такие, кто ходит в одно воскресенье в католический храм, а в другое - в православный.
- Это нормально?
- Я считаю, что да. По крайней мере, это значительно лучше, чем не ходить ни в какой из храмов. Наша задача - не разрушать семьи и не заставлять людей насильно переходить в католичество. Я рекомендую родителям воспитывать детей в одном исповедании, чтобы не было так, что мальчики принимают исповедание папы, а девочки - мамы.
- И даже если католик женится на православной и принимает решение воспитывать детей в православной традиции и ходить по воскресеньям в православную церковь, то Вы это благословляете?
- Да, я это благословляю, если человек принимает такое решение искренне. Ведь в православной традиции он и его дети получат все необходимое для Спасения. Это намного лучше, чем доверять воспитание детей людям, которые далеки от христианства.
Настоящая семья - это та семья, в которой вместе могут молиться родители и дети. Надо стремиться к тому, чтобы дать людям такую возможность, потому что общая молитва помогает воспитанию детей и способствует созданию семейного очага, помогает разрешать разные - и духовные, и материальные - проблемы, которых сейчас очень много. Общая молитва помогает посмотреть на близких родственников "глазами сердца".
- Калининградская область известна в католической России своими начинаниями вне церковных стен. Организованы "Каритас", колледж католической теологии, телефон доверия, курсы естественного планирования семьи, пастырское попечение о моряках ("Стелла марис"), издательство, сделано много других полезных дел, о которых наша газета уже многократно писала... Как Вам это удается?
- Я стараюсь быть священником и в храме, и вне храма. Моя мечта заключается в том, чтобы и наши прихожане были католиками и в храме, на службе, и дома, и на работе, и на улице. Главная задача Церкви - делиться Словом Божиим и насущным хлебом. Если мы сосредоточимся на Слове, то может наступить такой момент, когда это Слово может показаться только идеологией. А если будем заботиться только о насущном хлебе, тогда этот хлеб может оказаться лишь милостыней. Поэтому этого нельзя разделять.
Мы можем и должны создавать совместные проекты, особенно с теми, кто нам близок по вере, кто стремится нести в общество евангельские принципы. Более того, благотворительные проекты могут быть, по большей части, православными, а мы можем помогать им своим опытом, спонсорской поддержкой... Важно, чтобы с этим даром благотворителей была связана истина веры, но мы не хотим навязывать католической веры.
Мы должны работать вместе без прозелитизма.
- А как его можно определить, прозелитизм?
- Честно говоря, не до конца понимаю, но очень часто думаю об этом. И когда планирую что-то сделать, то мне всегда приходит в голову это слово - прозелитизм. И даже иногда появляются сомнения по поводу какого-либо дела: делать его или нет? А вдруг сочтут прозелитизмом?
В общем, смысл этого слова я понимаю не до конца, но его боюсь. Более того, мне кажется, что я незаслуженно часто его слышу.
- О. Ежи, хотелось бы услышать Ваш комментарий по поводу одного из самых тяжелых случаев: к католическому священнику приходит русский человек, крещеный в православии, и заявляет о своем твердом намерении перейти в католичество...
- Действительно, бывают такие случаи. Это очень трудный вопрос, поскольку сразу же думаешь, что скажет об этом Православная Церковь.
Если этот человек взрослый, и он говорит: "Слушайте, это мое решение", тогда с ним трудно что-то поделать - ведь как и у каждого человека, у него есть свобода воли.
Я могу сказать, что такие случаи бывают очень редко. Мне хотелось бы для большей ясности этот вопрос поставить наоборот: как я воспринимаю тот факт, когда человек из католической семьи идет в православную веру. Мое христианство подсказывает мне, что он очень хорошо делает, потому что православная вера даст ему все для Спасения. И, видимо, есть какие-то серьезные внутренние причины, которые привели его к этому решению и которые в сравнении со спасением души не важны.
Если я буду удерживать его насильно в лоне Католической Церкви, а он себя не чувствует ее чадом, тогда ему трудно будет оставаться католиком. Если его сердце склоняется к православной вере, так он и должен быть православным.
- Традиционный вопрос: о любимых святых...
- Св. Адальберт. С того момента, как я начал работать в Калининградской области, он стал моим любимым святым. Я и раньше много знал о нем, но он не был так близок мне до той минуты, когда я ступил на землю, где он проповедовал и мученически погиб. Я настолько увлекся этой личностью, что даже написал книгу о св. Адальберте к 1000-летию его мученической смерти и прославления.
Вопросы задавал Йонас Иванаускас
СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ№ 9 (255), 27 февраля 2000 г.