Эту хрупкую энергичную женщину знают все прихожане храма Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской улице в Москве. В начале века она была крещена в этом храме, затем здесь же принимала Первое причастие, а с начала 1990-х гг. она здесь почти каждый день.
Накануне торжества вторичного освящения храма нашему корреспонденту удалось побеседовать с этой скромной труженицей.

- Ядвига Владиславовна, кем были Ваши родители, как они оказались в Москве?
- Я родилась в 1923 г. здесь, неподалеку. Мой отец, Владислав Козловский, литовский поляк по происхождению, ветеран Японской и Первой мировой войн, приехал в Москву еще в 1901 г. Как и многие московские поляки, он работал на Белорусской железной дороге. Мама моя - простая русская женщина из российской глубинки. Она приняла католичество, и в марте 1912 г. они с папой обвенчались в этом храме, только что построенном. Кстати, мой отец принимал самое активное участие в его строительстве. Несмотря на то, что для мамы польский язык не был родным, я выросла в атмосфере настоящей польской католической семьи, где почиталась национальная культура и религиозные традиции. Я была третьим ребенком в семье - две моих старших сестры тоже были крещены и принимали Первое причастие в нашем храме. Зося и Валентина пели в церковном хоре...
Училась я в семилетней польской школе, которая поначалу находилась на территории храма, затем ее перевели в другое здание, там, где сейчас посольство Польши. В 1937 г. ее закрыли, а директора и многих учителей арестовали и затем расстреляли.
Обучение я закончила в обычной советской школе, ну а потом наступил 1941 г. Во время войны мне довелось какое-то время служить в штабе польской армии в Москве.
Потом я работала, защитила диссертацию в области польской филологии - этим я тоже обязана семье, храму и польской школе. С уходом на пенсию я вернулась туда, откуда началась моя жизнь - в этот храм.
- Помните ли вы храм до его закрытия?
- Мне было немного лет, но в памяти осталось впечатление, что он всегда был очень величественным. Органная музыка, пение хора, витражи более темных и насыщенных тонов, чем сейчас, создавали какую-то особую, таинственную атмосферу. На богослужениях было всегда многолюдно - я где-то читала, что в те годы в Москве проживало более 30 тысяч поляков, многие из которых были железнодорожниками, как и мой отец, и старались селиться в окрестностях Белорусского вокзала, неподалеку отсюда. Мессы совершались на латыни, а все чтения, дополнительные богослужения и песнопения - по-польски. Храм был оформлен достаточно скромно. Был правда, высокий главный алтарь, большие скамейки, но пол был серый, бетонный. Из-за начавшейся Первой мировой войны не хватило средств на приобретение убранства, и храм так и остался до конца незавершенным.
- Некоторые пожилые прихожане утверждают, что в храме был орган, другие же говорят, что на богослужениях использовалась фисгармония. Как было в действительности?
- Я сама точно не помню, но несколько лет назад в запасниках Госфильмофонда мне удалось разыскать немой фильм 1925 г. "Крест и маузер" - фильм совершенно отвратительный и безбожный - но многие сцены снимались в нашем храме, и там хорошо виден орган с трубами и колокольня, стоявшая во дворе.
- При храме была и колокольня?
- Была, слева от фасада, там, где сейчас вход в ораторий. По фильму видно, что она была деревянная, двухъярусная. На ней было два колокола, побольше и поменьше.
- Вы помните священников?
- Я принимала Первое причастие в 1930-м г. из рук о. Михала Цакуля. Он был настоятелем в храме свв. апп. Петра и Павла и здесь. А вот других священников, к сожалению, уже не помню.
- Ядвига Владиславовна, когда закрыли храм? По этому поводу существуют разные мнения.
- С абсолютной точностью я не скажу, где-то в 1937 или 1938 году, но точно не в начале 30-х, как утверждают некоторые. После этого мы стали ходить в храм св. Людовика, как и все.
- А что вы чувствовали в "годы застоя", если случалось проходить мимо?
- Я всегда с ужасом и гневом смотрела на эти руины. Я ведь помнила, как все было, поэтому трудно было понять, как можно было так изуродовать прекрасное здание. И, кроме того, нигде в Москве я не видела такого захламленного двора.
- Но была хоть какая-то надежда?
- Честно говоря, до перестройки я уже и не надеялась, что что-либо может измениться.
- А что вы чувствуете сейчас? Ведь в возрождении храма немало и ваших трудов.
- Я испытываю огромную радость. Благодаря этому храму я считаю свою судьбу счастливой. Когда мы начали бороться за его возвращение, после первой мессы на ступенях, я решила для себя, что заключительный этап своей жизни я посвящу храму, которому стольким обязана. И теперь, когда вхожу под его своды, я понимаю, какое это огромное счастье, которое редко выпадает на долю человека - видеть свою мечту осуществленной.
Храм сейчас выглядит даже наряднее, чем он был раньше. И в этом заслуга многих - строителей, прихожан, священников, сестер. И мы, старые прихожане, которых осталось уже не так много, от всей души благодарны всем тем, кто способствовал возрождению нашего любимого храма.

СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ, № 46 (244) 12 декабря 1999 г.

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...