Василий Блашкевич - будущий архимандрит Иоанн Хризостом - родился 27 января 1915 г. в городе Белый, что в 120 км на северо-восток от Смоленска. На третий день после рождения его крестил священник Андрей Спиридонов в кафедральном соборе родного города.
Блашкевичи были из дворян, а родословная матери Василия, в девичестве Кусаковой, восходила к боярам. Его отец преподавал в гимназии греческий и латынь и имел чин надворного советника. Семья была православная. До 1925 г. в доме открыто висели иконы; потом их почитали тайно. Отец Василия был первым из Блашкевичей, избравшим светскую профессию, все другие мужчины в роду были духовного звания.
В 1930 г. Василий досрочно окончил школу и получил право преподавания. В то время советская власть остро нуждалась в учителях, так как было открыто много новых школ, а прежних преподавателей уволили по политическим мотивам. Так случилось, что Василий Блашкевич стал народным учителем. Он преподавал сразу в двух деревнях Смоленской области. Одна деревня называлась Рыжкове, другая — Сопоть. Через шесть лет ему было разрешено продолжить образование.
Втайне Блашкевич мечтал о священстве. Но в то время все семинарии, даже обновленческие, были закрыты. Незадолго до этого арестовали его дядю, протоиерея Леонида Блашкевича, за то, что он сохранял верность патриарху Тихону и сопротивлялся переходу в обновленчество. Василий решил заняться иностранными языками, но отец настоял на том, чтобы он выбрал более “практическую” специальность. Тогда он поступил в МГУ на биологический факультет. Через два года, когда отец умер, Василий оставил университет и поступил в институт иностранных языков, где проучился до 1941 г.

7 июля 1941 г. Василий Блашкевич был призван в Красную Армию. А дальше случилось то, что нам сейчас нелегко понять. В первый же день после того, как Блашкевич оказался на линии фронта, он перешел к немцам. Его целью было попасть в гитлеровскую армию, чтобы в ее рядах бороться за освобождение России от большевиков. По убеждениям Блашкевич был монархист, великорусский патриот. По свидетельству хорошо знавшего его архимандрита Иринея (Тоцке), “он помнил высказывание Гитлера в 1934 г. о том, что его, Гитлера, целью является восстановление монархии в Германии. Ему представлялось, что после того, как монархия будет восстановлена в Германии, это окажется возможным и в России. Но вскоре его постигло разочарование, потому что Гитлер изменил своим прежним планам... С одной стороны, Блашкевича радовало, что он был принят немцами на равных. С ним делились последней миской горохового супа и последним куском хлеба. Но что его неприятно поразило — это весьма низкая религиозность германской армии”.
Блашкевич стал военным переводчиком, прошел всю войну от начала до конца. Отрезвление наступило довольно скоро, когда он увидел нацистский террор в тылу. Он пытался как-то помогать гражданскому населению — путем, как он потом говорил, “умелых переводов”. Но это не касалось русских военнопленных: всякие контакты с ними ему были строго запрещены. Блашкевич дал обет св. Серафиму Саровскому, которого особенно почитал, принять монашество, если живым и здоровым вернется с войны. Он остался жив, но, видимо, отморозил ноги и до конца дней был вынужден носить особые носки и специальную обувь.
В 1944 г. вместе с отступающей гитлеровской армией Василий Блашкевич оказался в Польше. И тут случилась еще одна неожиданность. Он перешел в католичество. 28 августа 1944 года в г. Скарышев близ Радома польский прелат Светлицкий принял его в лоно Католической Церкви.
Архимандрит Ириней: “В связи со свершившейся в России революцией Василий Блашкевич много размышлял по поводу устройства Церкви. Он пришел к убеждению, что реформы Петра I, подчинившие Церковь государству, нанесли ей ужасный вред... Он мечтал о создании христианской империи, включающей в себя — федеративно — отдельные государства с их царями и королями. Чтобы избежать повторения "Петрова несчастья" (так он выражался), следовало добиться союза между русским патриархатом и Папой. Многие надеялись осуществить сии замыслы при поддержке Рима. Подобные мысли разделял кн. Волконский, а также кн. Оболенский и Урусов. Можно упомянуть о семьях Евреиновых, Кологривовых или Длусски. К этому кругу присоединились поэт Вяч. Иванов, супруги-художники Браиловские, г-жа Данзас, философ. Интересно, что почти все названные мною "католико-православные" русские люди сменили свою конфессиональную принадлежность лишь из желания добиться универсальной теократии. Они постоянно рассуждали о взаимодействии императора, Папы и патриарха, прочие же аспекты католического богословия не имели для них первостепенного значения”.
Сам Блашкевич называл себя, особенно под конец жизни, “православным, находящимся в общении с Папой”. Он легко отыскал православное истолкование таких понятий, как Filioque, Непорочное Зачатие, чистилище. Говорил, что латинский обряд заслуживает всяческого одобрения и восхищения, но русскому народу он остается чуждым. Все же впоследствии, уже будучи священником, он изредка служил латинскую, преимущественно т.н. “тихую” Мессу. Обычай “служить келейно” принят в Восточной Церкви, особенно во время путешествия. Но служить православную Литургию в дороге довольно сложно, поэтому и был выбран более простой латинский обряд.
До конца войны Блашкевич продолжал работать переводчиком. В ходе отступления немецкой армии он оказался в зоне английской оккупации, где и демобилизовался. Английская армия какое-то время пользовалась его услугами. Но когда появилась советская комиссия по репатриации, комендант лагеря ему сказал: “Я не могу отстоять вас, так что сегодня вечером вам надо исчезнуть. Мы проделаем для вас отверстие в колючей проволоке”...
Вначале Блашкевич оказался где-то близ Гамбурга, постучался в первый попавшийся дом католического священника. Его снабдили штатской одеждой и дали точный адрес бенедиктинского монастыря в Нидералтайхе. Еще в России от одного полкового священника он слышал об этом монастыре, о его экуменическом устройстве. Когда Василий добрался до Нидералтайха, настоятель не знал, как поступить. Что делать с этим русским, сбежавшим из английского лагеря? Насколько серьезны его намерения вступить в братию? Настоятель решил помолиться Богу, получить от Него совет. И случилось чудо. Собрались на вечерню, настоятель раскрыл книгу молитв. Антифон того дня звучал так: “От Востока приведу семя Твое!” (Ис 43. 5). Настоятель понял, что Бог сказал Свое слово.
14 января 1946г. Василий Николаевич Блашкевич поступил в монастырь бенедиктинцев. Он прошел новициат, 27 октября 1947 г. принял монашеские обеты. В 1947—1951 гг. в Пассау прослушал курс теологии и философии. В октябре 1951 г. он поселяется в Руссикуме, посещает лекции в Восточном институте. На Вознесение, 22 мая 1952 г., он был посвящен во чтеца и иподиакона и рукоположен во диакона, а на Пятидесятницу, 1 июня, — во священника. В 1954 г. о. Иоанн Хризостом (монашеское имя Блашкевича) защитил в Восточном институте докторскую диссертацию о старообрядцах, в которой исследовал “Поморские ответы”. Он также написал несколько статей о старообрядцах на немецком языке. Этот интерес не в последнюю очередь был вызван и тем, что старообрядцы при любом тоталитарном режиме, как правило, отказывались молиться за власти.
Архимандрит Ириней: “Он занимался всеми староверческими толками, однако главная его работа — это "История Русской Церкви новейшего времени" (три тома). Большой популярностью пользовалась другая его книга — "Религиозные силы в русской истории". В ней изложена история России от великого князя Василия Святого до Николая II. О. Хризостом написал также несколько брошюр, некоторые — по-русски под псевдонимом Андрей Беломорский. Две брошюры особенно "прославились" в Советском Союзе — "Правы ли отрицатели религии?" и "Правы ли отрицатели Церкви?" А "прославил" их журнал "Наука и религия", в котором была помещена большая и злобная статья о них”.
Сразу после рукоположения во священника о. Хризостом начал служить в Нидералтайхе Литургию по православному обряду. Он пользовался в монастыре большим уважением за свое благочестие. С возрастом он приобрел характерные черты русского старца. По свидетельству очевидцев, рядом с ним ощущалась как бы некая аура, и это оказывало особое, “освобождающее” воздействие. О. Хризостом не слишком много разговаривал с посетителями, но они уходили от него потрясенные. Люди шли к нему исповедаться или выслушать наставление; особенно популярны были его проповеди. Многим запомнилась проповедь о. Хризостома перед плащаницей в Страстную пятницу 1981 г. В храме тогда воцарилась полная тишина. Казалось, каждое его слово проникает людям в душу.
О. Хризостом был блестяще образован. Прекрасно знал философию (его любимым философом был Беркли), всю русскую классическую, а также немецкую, английскую, французскую, итальянскую, испанскую и скандинавскую литературу; был он и знатоком европейской живописи.
Архимандрит Ириней: “О. Иоанн Хризостом был высок ростом, примерно 1,85 м. Он был не толст, но очень массивен и силен. У него был типично русский дар рассказчика, причем, подобно Гоголю, он тяготел к гротеску. Импровизируя, он умел так разукрасить историю, что слушатели смеялись до слез. Он был также неплохим поэтом, но, поступив в монастырь, перестал сочинять стихи; ничего не публиковал, потому что считал занятия поэзией делом неподходящим для монаха, а может быть, у него были сомнения по поводу своего поэтического стиля. Он, собственно, писал в манере Фета, но ведь у того содержанием стихов являются космос и природа, а духовности в них маловато...”
Когда Руссикум в 1979 г. праздновал свое 50-летие, о. Иоанн получил от Конгрегации Восточных Церквей высокую награду за свой вклад в дело воссоединения христиан. Он стал архимандритом. Многие помнят также его живые проповеди по Ватиканскому радио.
3 октября 1981 г. архимандрит Иоанн Хризостом скоропостижно скончался. В начале вечерней службы ему стало плохо; позвали врача, но, когда тот явился, было уже поздно...