Что касается переводов, где я могу судить профессионально, - это были переводы с английского, испанского и португальского. Свои испанские и португальские переводы Наталья Леонидовна оценивала скромно и с годами не очень любила. А для ее переводов с английского языка, характерно, что в современном русском языке почти нет слов, которые можно употреблять без кавычек. Можно сказать, что это была душеспасительная, спасающая души литература, духовная, этическая литература. Прежде всего, это Честертон и писатели его направления, из серии то ли практического богословия, то ли моральной проповеди на живых жизненных примерах. В форме таких переводов, комментария к ним, рассказа о них Наталья Леонидовна делала работу, которую в 60-80-ые годы практически никто не делал, за исключением единиц, которых можно пересчитать по пальцам одной руки.
Все, что относилось к приватному, к душе, к морали, и в этом смысле соединяло приватное существование человека с универсальным, всеобщим, всемирным, с горизонтом морали, права, высших ценностей, запредельного мира, - эта работа в брежневские застойные годы (очень приблизительные слова для характеристики той эпохи) была чрезвычайно значима. Я думаю, об этом могут сказать сотни людей, если бы их спросили. Круг читателей со временем становился все больше, но главное - эта работа беспрестанно шла.
Наталья Леонидовна была легким человеком. При том, что она была человеком, практикующим религию, отстаивавшим и проповедовавшим религиозные и моральные ценности, она не была занудой. Она не была наставником, глядящим сверху вниз на тех, кого поучала. Она была чрезвычайно легка в общении, легка на подъем в любом деле, которое считала нужным и полезным. В этом смысле, кроме того, что она писала и переводила, конечно, она сама была этическим и моральным примером.
Из этого для меня складывается облик Натальи Леонидовны. Но о своей личной печали и скорби о ее уходе говорить не буду.
Борис Дубин