Настоятель калининградского прихода Святого Семейства о. Анупрас Гауронскас нынешним летом отметил десятилетие своего легального служения в России. А приезжать в Калининградскую область он стал гораздо раньше. О его судьбе и служении сегодняшняя беседа.
- Отец Анупрас, расскажите, пожалуйста, где и как прошло Ваше детство.

- Я родился 1 июля 1938 года в небольшой литовской деревне в католической семье. Мой отец был очень серьезным и строгим человеком, опорой семьи. Мы все вместе - отец, мать, четыре брата и две сестры - каждое воскресенье обязательно ездили на мессу в храм, который был в десяти километрах от нашего дома.

С ранних лет я старался помогать в храме. У нас был молодой священник, который любил детей, много общался с ними. Он заметил, что нам нравится быть возле алтаря, и научил прислуживать. Мы обрадовались - нам казалось, что мы сами почти стали священниками!
После школы я поступил в Политехнический институт, через два года ушел в армию, а после демобилизации стал водителем в автобусном парке.
- Были ли у Вас в армии проблемы из-за того, что Вы верили в Бога?
- Я служил в Риге, и там была возможность посещать храм. Я старался по воскресеньям брать увольнительную, чтобы попасть на мессу. Вместе со мной служило много верующих литовцев, мы часто ходили в храм вместе. Об этом знали наши командиры, они относились  к нашей вере с уважением. Бывало даже, что когда мы просили: "Отпустите нас, пожалуйста в храм помолиться", они отвечали: "Ступайте, помолитесь и за нас".
- Но были же и другие довольно жесткие структуры - комсомол, например. В них тоже вовлекали?
- Да, и в школе и на работе нас, конечно, старались привлечь в комсомол, партию; уговаривали, угрожали непоступлением в вузы. А кто же из молодых людей не хочет учиться дальше? Многие испугались и поверили. Помню, что у нас в классе всего два человека не вступили в комсомол. Однако это не мешало вступившим посещать церковь.
- Вы помните, как решили поступить в семинарию?
- Еще до армии я дружил со священниками, поэтому неплохо представлял себе жизнь пресвитера. Некоторые из них спрашивали, не хочу ли я поступить в семинарию, о чем я и сам уже подумывал.
Окончательно я определился весной 1966 года и в конце мая попросил знакомого священника поговорить обо мне с ректором каунасской семинарии о приеме.
Через две недели после этого меня вызвал сам ректор и сказал: "Я принимаю твои документы, но жди "гостей", которые тебя могут отвезти сам знаешь куда".
Поэтому повестка в военкомат и беседа с человеком в штатском не стали для меня неожиданными. Человек обо мне все уже знал - такая у него работа. Он спросил, почему я не хочу дальше получать образование и добавил: "Мы тебе во всем поможем, только откажись от решения поступить в семинарию", - сказал он. Я отказался от его "помощи" и сказал, что если на то есть воля Божия и я ее достоин, то Бог поможет мне сдать экзамены и выучиться на священника. Прощаясь, следователь сказал: "Ты на себя и на Бога не надейся. Может быть, твоя судьба зависит от кого-то еще..."
Через месяц из семинарии пришло приглашение на экзамены. Дело в том, что семинарии тогда не имели права допускать кандидатов к экзаменам без предварительного собеседования со следователями КГБ. Все документы из семинарии направлялись туда. Если человек не получил разрешения от соответствующих органов, семинария не допускала к экзаменам.
Я приехал к ректору, тот дал мне программу по Катехизису для подготовки к экзаменам. Вместе со мной поступали еще одиннадцать кандидатов, а приняли десять человек - такова была квота.
В последний год обучения меня вновь вызвали на допрос в КГБ и пригрозили отчислением. Дело в том, что перед рукоположением я проходил практику у одного священника, который был действительно святым человеком. Он попросил меня отвезти в семинарию тексты его проповедей, чтобы их размножить в подпольном издательстве. Я взял рукописи, привез в Каунас, их приняли и зарегистрировали, записав мою фамилию. Когда КГБ обнаружило издательство, дошли и до меня. Дело в том, что в это время уже появилась знаменитая "Хроника Католической Церкви в Литве" и они подумали, что я участвую в ее издании. Мне пригрозили и предложили подписать договор о сотрудничестве с КГБ. Я отказался.
За меня заступился ректор семинарии о. Виктор Буткус, который побеседовал с министром по делам религии Даниилом Мишкинисом. Ректор был мудрый человек, он сначала устроил хороший обед, а затем сказал министру примерно так: этот парень уже прошел всю необходимую подготовку ко священству, и если он будет исключен, то его могут где-нибудь рукоположить подпольно, а это создаст определенные проблемы... Министр согласился с тем, что лучше рукоположить открыто, и оставил меня в семинарии.
После рукоположения в 1972 году меня направили работать в курию в Тельшяе, где два года я был шофером и потом - нотариусом курии, помогая канцлеру.
- Как Вы попали в Россию?
- Я работал настоятелем в Веркшляе и строил там храм. В конце семидесятых - начале восьмидесятых годов в Литве уровень жизни был довольно высоким: приход мог не только помогать священнику, но и строить на свои средства церковь. Высокие государственные чиновники также оказывали всяческую поддержку Церкви, даже привозили крестить детей. Было сложно, но люди не боялись и поддерживали нас, а сейчас, когда окончились репрессии и наступила свобода, такой поддержки нет.
Однажды в 1989 году я по каким-то делам приехал в курию. Епископ в это время принимал делегацию из Калининграда. Потом владыка вызвал меня и спросил, не хотел бы я поехать в Калининград. Я там уже бывал и даже тайно, по просьбам людей, совершил несколько крещений.
Через неделю после разговора я приехал в Калининград и убедися, что люди действительно ждали священника. Первую мессу на калининградской земле в качестве настоятеля прихода я совершил 2 ноября, в день поминовения всех усопших. Мы поехали на кладбище и там, прямо на капоте машины, я отслужил литургию, а затем освятил несколько могил.
В следующий раз я приехал на Рождество. Заранее предупредил, что в приходе в Литве совершу вечернюю мессу, а ночью приеду в Калининград. И вот, у дверей бывшего лютеранского храма, в котором был устроен склад, мы поставили ящики вместо алтаря. Шофер мой держал над чашей зонт - был сильный снегопад. На мессу пришли человек пять. Но так получилось, что наш импровизированный алтарь был устроен прямо напротив проходной консервного завода, и люди, которые шли домой со второй смены, присоединялись к нам. Перед отпустом вокруг меня стояли уже почти сто человек. Люди были очень довольны и после мессы мы долго общались, обменивались адресами.
Когда я приехал сюда в качестве настоятеля, то служил на квартирах и кладбищах. Я сначала боялся, действовал осторожно, чтобы местные власти не подумали, что я агитатор. Ведь в это время в Литве росла волна антисоветских выступлений, организовывались митинги.
- Как развивалась калининградская община?
- Сначала я жил в гостинице "Москва", сообщил людям, что если им будет нужно совершить какие-либо требы, либо преподать таинства, чтобы они обращались ко мне. Понемногу людей становилось все больше - сначала их приводили знакомые, потом мы дали маленькое объявление в газете.
В 1991 году, после установления в Москве Апостольской администратуры архиепископ Тадеуш Кондрусевич попросил меня остаться, ведь у него тогда совсем не было священников. Я остался, но инкардинация в Тельшяе у меня осталась.
- О. Анупрас, что известно о жизни прихода Святого Семейства до его восстановления?
- Последняя месса в Калининграде в советское время была совершена именно в храме Святого Семейства после того, как были закрыты все остальные храмы - св. Иосифа, св. Яна, св. Адальберта. С 1952 г. сюда время от времени тайно приезжали священники из Литвы, которым удавалось продержаться два-три месяца, прежде чем их "вычислял" КГБ.
В 1957 г. сюда приехал о. Антанас Иванаускас, которому после освобождения из лагеря запретили жить и работать в Литве. Он оформился как сторож на хлебозаводе, а по воскресеньям совершал мессу, готовил детей к Первому Причастию. Но через год и его выследили, вызвали в КГБ и спросили: "Отец, ты снова хочешь в лагерь?". После высылки о. Антанаса было предпринято еще несколько попыток возродить приход, но они были прерваны высылкой священников. После этого, вплоть до моего приезда в 1989 г., верующие оказались предоставлены сами себе.
- Храм приходу до сих пор не возвращен. Как вы за него боролись и что еще можно сделать?
- 24 июня 1991 года были подписаны декреты о восстановлении прихода Святого Семейства и о моем назначении в настоятелем. Приход рос быстро, и мы все чаще молились у закрытых дверей храма.
Во время литургии мимо проходили зеваки, которые показывали на нас пальцем, смеялись, обзывали. Но в трудные моменты я испытывал приливы небывалой силы - Сам Господь Бог помогал нам. Через три года мы получили участок земли, подготовили проект часовни Посещения Девой Марией св. Елизаветы и были вынуждены отойти от стен любимого храма. До этого все мессы я совершал прямо на улице. Нас охраняла городская милиция, чтобы во время литургии не напали хулиганы. Было больно уходить от храма в часовню. Но мы надеемся, что еще вернемся.
- Кто помогал строить часовню?
- Немцы. Дело в том, что когда мы молились на улице, мимо нас часто проходили туристы, осматривавшие достопримечательности старого города. Они видели, что происходит, хотели нам помочь. Однажды туристы из Аугсбурга рассказали, что одна община в Германии завершает строительство нового храма и готова передать свою переносную часовню тем, кто в этом нуждается. Архиепископ Аугсбурга согласился передать часовню нам.
Городские власти, которым очень не нравилось, что мы открыто молимся у ступеней храма и нас постоянно показывают по местному телевидению, предоставили нам выбрать место для часовни.
Мы выбрали пустырь на улице Лесопильной, на котором была свалка. Местные жители встретили нас недружелюбно - кидали в нас пустыми бутылками, яйцами, требовали, чтобы мы ушли, т. к. им было некуда сваливать мусор и выгуливать собак. Тогда нам пришлось готовить для них угощение, приглашать на кофе, чтобы они примирились, увидели в нас друзей. Со временем они подружились с нами, а некоторые даже вызывались дежурить по ночам, чтобы у нас не разворовали стройматериалы.
- Сколько времени шло строительство?
- Конструкции начали свозить из Аугсбурга в августе 1994 г. Мы уже расчистили площадку. Возвели часовню быстро - на Рождество уже состоялась первая месса. 13 июня 1995 г. часовня была освящена. После ее возведения мы построили столовую для бедных, затем - склады для гуманитарной помощи, мастерские для "детей улицы", медпункт. Сейчас мы планируем устроить дом для сирот; место неподалеку отсюда уже выкупили, весной начнем строительство.
- Кто приходит на богослужения в приход Святого Семейства?
- По воскресеньям у нас три мессы: литовская, русская и еще одна - для детей и молодежи. Нам помогают монахини Шенштаттского института сестер Марии.
- А как давно Вы сотрудничаете с международными благотворительными организациями?
- В 1993 г. я был в Вильнюсе. Там я  случайно познакомился с представителями Мальтийской службы помощи и пригласил к нам добровольцев. Они помогают нам содержать столовую для бедных.
Другая организация - "Люмен Кристи". Я был в Германии, посетил их центр, а они сразу согласились сотрудничать с нами в проповеди Евангелия среди детей и молодежи. Они помогали нам строить храм, столовую, поликлинику, а нынешний совместный проект - детский дом.
- О. Анупрас, кто ваш самый любимый святой?
- Св. Антоний Падуанский и св. Франциск Ассизский, которых в Литве  почитают очень широко. Именно св. Антонию я обязан своим своим именем - в паспорте у меня написано "Анупрас Антанас Гауронскас".

Вопросы задавал Йонас Иванаускас
Российская католическая газета "СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ", № 7 (309), 11 февраля 2001 г.

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...