Отец Ярослав Вишневский известен своими путешествиями по общинам юга России. Но, в то же время, мы все-таки мало что о нем знаем. И даже менее того - оказывается, на протяжении всего периода своего служения в России о. Ярослав хранил обет молчания о некоторых подробностях своей прошлой жизни, нарушить который решил именно в беседе с нашим корреспондентом накануне своего отъезда на Дальний Восток.

- Отец Ярослав, мы беседуем в очень непростое для Вас время, можно сказать, переходное: расставание с приходами Приазовья, настоятелем которых Вы были многие годы...
- Сразу скажу, что тяжело мне еще и потому, что, как кто-то однажды заметил, что некоторым людям свойственно любить человека более, нежели Бога. И мы с этим нередко сталкиваемся в своей пастырской работе. Иногда прихожане приписывают священникам такие черты, что это смущает нас самих. Речь идет о столь высоком уровне, до которого нам даже допрыгнуть трудно! Стараешься ему соответствовать хоть как-то, но это очень нелегко - приблизиться к мечтам прихожан. Когда я принял ростовский приход, то верующие по инерции обращались ко мне: "Отец Богдан...". То есть имя Богдан стало для них своего рода синонимом священника. А чуть позже о. Эдвард некоторое время был для прихожан "отцом Ярославом".
- Такое почитание по отношению к священнослужителю вообще очень свойственно византийской культуре, изначально воспринятой в России. Я уж не говорю о епископе - достаточно вспомнить замечательные тому свидетельства в произведениях Лескова. Причем, самого священника или епископа это может как утомлять, так и вводить в искушение самомнения...
- Я в своей жизни ощутил это в полной мере - и с одной, и с другой стороны. Наверное, этакий средний вариант. Дело в том, что я постоянно на виду: все хотят встретиться, побеседовать. В конце концов, я так планировал маршрут, что мало кто знал - куда я поеду сначала.
- Ситуация усугубляется обычно еще и тем, что один священник обслуживает сразу несколько приходов. И его ждут каждую неделю подобно манне небесной.
- Интересный случай был пять лет назад, под Новый год. Стоял страшный туман, и я застрял в Калмыкии на три дня, - не ходили автобусы. Тогда из Таганрога прихожане позвонили своим собратьям в Элисту и ультимативно заявили: "Вы нашего священника больше не задерживайте!"
- Отец Ярослав, и все-таки - почему вы пожелали перебраться из теплых краев Приазовья на самую северо-восточную оконечность Азии?
- Вы знаете, я всегда, с самого детства, очень отличался от своих сверстников характером. Меня называли и художником, и поэтом, но никому и в голову тогда не могло прийти, что я стану священником. Еще до поступления в семинарию во мне была заложена страсть или болезнь, как угодно, - на научном языке она называется париомания: желание постоянно путешествовать. Но я надеюсь, что и будучи немного "больным", сумею применить это во благо Церкви. Тем более, что есть в Евангелии строка: "любящим Бога все в пользу". А я Бога люблю.
Кстати, много путешествовать пришлось и в самом Ростове, сразу по прибытии туда. Мы ждали решения сестер по поводу жилья - или они осядут в Ростове, или поедут в Батайск, где уже был куплен домик. А тем временем мы решили посетить все существующие религиозные общины. Ходили к армянам, к евреям, старообрядцам... Я ходил по городу как перипатетик! И у православных монахинь познакомился с одним стареньким священником. Однажды он спросил меня:
- Слушайте, а это правда, что католики не исповедуются?
- Нет, мы исповедуемся.
- А причастие у вас есть?
- Да.
И я увидел слезы на глазах у этого пожилого духовника : "Вы знаете, я очень люблю набожных людей".
Во всех моих путешествиях я получаю много радости от таких встреч. Вот и сейчас: я уже чувствую, что какой-нибудь дядечка на Камчатке ждет меня со своими вопросами...
- Однако вернемся пока к самому началу Вашего странствия по земле - расскажите, пожалуйста, о себе.
- Мои дед и прадед по отцовской линии были лесниками и плотниками. Сохранился и домик в родном приходе - возле дремучего леса - там еще живет и молится обо мне 87-летняя бабушка.
- Это где?
- Поселок называется Червонка, а приход - Сибирь. Это приход, который все они посещали. Хотя свое детство я провел в другом приходе - Скрвильно. Для ориентира, и Скрвильно, и Сибирь - это один лес, только с разных концов. На расстоянии 10 километров.
- А чем же объясняется такое странное для тех мест название - Сибирь?
- Как раз дремучим лесом. Им заканчивается Мазовия и начинается Восточная Пруссия. Вот на этой границе я и вырос. Средневековые постройки, эпохи крестоносцев, в развалинах которых мы подростками искали сокровища. Между прочим, в нашем приходе нашли большой клад, который хранится теперь в Торуни.
- Когда Вы родились, отец Ярослав?
- В 1963 году, а по зодиаку я Рак - родился в канун Петра и Павла. В пятницу, в 8 утра. И только когда меня рукоположили, мама добавила, что родился я в чепчике. О таких у нас говорят, что им всегда везет.
- Ваша семья отличалась набожностью?
- Отец был скорее ближе к атеизму, а вот бабушка, живущая в Сибири, всегда была набожной. Молитвенник знает почти наизусть и прекрасно поет. С ее стороны в нашем роду был органист. А семья мамы воспитывалась в кармелитском приходе, и сама она должна была стать монахиней, согласно желанию прабабушки. Но маму в монастырь не приняли по здоровью, из-за болезни, перенесенной в детстве.
- Вы единственный ребенок?
- Нет, нас четверо - три брата и сестра. И я наблюдаю определенную религиозную наследственность: все мальчики были семинаристами. Правда, только я стал священником. Один брат стал актером и замечательным бардом, а другой - учителем, преподает английский. Но я уверен в том, что какую бы стезю в жизни человек ни избрал, наличие религиозных качеств всегда помогает ему по-настоящему состояться.
- Как рано Вы ощутили в себе духовное призвание?
- В детстве я вел себя в храме безобразно и зачастую получал нагоняй от мамы. Единственное, что мне нравилось - звучание колокольчиков. По знаниям Закона Божиего в школе была пятерка, а вот по посещаемости занятий - тройка, единственная в свидетельстве.
Но уже по приближении Первого причастия что-то внутри меня, наверное, пробудилось, и я просто замучил нашего священника просьбами ускорить это событие. И где-то с 4-го класса в моей жизни появился о. Адам, ныне духовник сестер-пассионисток в одном из поселков. Он научил меня любить Церковь и стал для меня не столько духовником, сколько другом. Этот священник проводил очень много времени в путешествиях и восхищался всем увиденным - лесом, кладбищем, рекой... Я же тогда ничего особенного вокруг не замечал, и он научил меня видеть в самом, казалось бы, обыденным - необычное.
Надо сказать, что он пользовался большой популярностью у детей, проводя с ними очень много времени. Затем, после него, своего рода "детским королем" стал я сам. И именно благодаря о. Адаму поступил в семинарию. Хотя он сказал о том, что почувствовал во мне призвание к священству, уже после моего поступления. Кстати, на моем образке - с благословением молодого священника - такой лозунг: "Пустите детей приходить ко мне". Я знаю, что многие священники пишут эти слова, но у меня была особая причина любить их.
- А в какой семинарии Вы учились и где были рукоположены?
- Учился я в Белостоке, когда он числился частью Вильнюсской епархии, и потому был рукоположен как вильнюсский священник. Однако далеко не сразу и не так просто сложилась моя священническая судьба.
- Можно догадаться, что связано это было с особенностями Вашего характера?
- Да. В этом году в Польше вводится новая система образования: начальная школа, несколько гимназических классов и только потом лицей. А в мое время было восемь начальных классов, потом четыре лицейских и затем или колледж, или вуз. В течение первых восьми лет я, кроме своей деревни, почти ничего не видел. И жившее во мне стремление узнавать новое проявилось в подростковом возрасте, в средней школе. Я стал совершать побеги, когда учился в Броднице, по-немецки Штрассбург. Оттуда я часто путешествовал в Торунь, который был для меня митрополией. Причем я всегда ходил по церквям, хотя переживал в тот период охлаждение к вере, редко бывал на мессах. Но я любил быть в храме в одиночестве. Затем я стал ездить в Варшаву, в Белосток, и продолжалось это примерно два года. И везде, как человек без причала, я останавливался - по детской привычке - в церквях.
В это же время я начал и рисовать. А когда не было листа бумаги, рисовал на руке или на груди. Да-да - я был в ту пору похож скорее на зека! Но зато в конце концов я научился делать фрески, и по сей день в родительском доме сохранились недурные росписи на стенах.
- Неужели ваши увлечения оставались незамеченными?
- Ну, во-первых, я был отличником, и потому преподаватели относились к моим странностям снисходительно. И меня не думали, скажем, отчислять. Но я сам себя отчислил, убедив маму перевести меня в школу в другом городе. И аттестат зрелости я получал уже во Влоцлавке, поближе к Торуни. Там у меня появились друзья из семинарии, я полюбил местную библиотеку с прекрасными фондами. Нашел там книгу начала XVII века, написанную одним итальянским иезуитом, где было описание Московии. Чтение ее меня настолько увлекло, что вскоре превратилось в мечту: увидеть эти края и донести туда что-то свое. Тогда, наверное, подспудно во мне и зародилась мысль о конкретном священническом призвании.
- А когда она проявилась вполне осознанно?
- Чуть позже, когда многие друзья и одноклассники пошли в семинарии. Между прочим, из моего родного поселка вышли 15 ныне действующих священников! Это был вполне естественный путь. Но вначале я избрал пединститут в Ополе и учился там на отделении русской филологии. Но отучился всего два семестра, столько же провел на отделении дошкольного воспитания, а после служил в армии, в спецназе.
- В спецназе?!
- Да, но я там ничего особенного не делал, разве что сначала попал в больницу, а потом на гауптвахту. В результате меня на год отчислили из армии, и тут я поступил в семинарию. Меня, конечно, не хотели принимать. Посетив несколько городов, я нашел понимание в Белостоке, у профессора семинарии епископа Озоровского. Он внимательно слушал историю моей души, и на каждый любопытный сюжет лишь посмеивался: "Хе-хе". Мы его так и прозвали потом - "епископ Хе-хе". Так вот он принял меня, поставив единственное условие: что я никому не буду больше говорить о том, что ему рассказал. И я вынужден был шесть лет молчать. А вообще-то больше: я был принят в семинарию в 1985 году, а сегодня уже 1999-й, и я молчал по сей день. Но теперь я уже старый батюшка (смеется) и могу сейчас говорить о том, что я вам первым - после епископа Озоровского - и поведал.
- Спасибо Вам за такой эксклюзивный материал, но давайте его дополним. Итак, Вы окончили семинарию в...
- 1991-м. И тут же был рукоположен, отработав затем 10 месяцев в одном небольшом приходе неподалеку от Белостока, после чего был переведен в Москву. Многие удивлялись моему желанию отправиться в Россию. И, надо признаться, что мои первые впечатления и переживания здесь были не из лучших. Я радовался, что я в России, и я плакал, что я в такой России. В Ростове не было ничего похожего на то, что меня так влекло на восток в Белоруссии, где я и познакомился с будущим архиепископом Тадеушем Кондрусевичем. Признаюсь, что остался я в России буквально "через не могу", перетерпел. Было так тяжело... Об этом знают только мои прихожане. У меня многое не получалось - если судить по внешним показателям. Теперь-то я понимаю, что какие-то добрые плоды все равно есть, но тогда я был подавлен, не подозревая, что подобные проблемы испытывают практически все другие российские настоятели. За все эти годы в каждом из моих двенадцати приходов - в Ростовской области, в Калмыкии и Краснодарском крае - были свои трудности и удачи. И мне только хотелось бы, чтобы сегодня знающие меня верующие убедились: все-таки о. Ярослав был нормальный настоятель, хоть и часто ошибался.
- Отец Ярослав, в самом начале нашей беседы Вы сказали о своем необычном характере. Но, наверное, правильнее говорить о какой-то особой пастырской харизме. На сегодняшний день Вы уже определили ее для себя?
- Работа с детьми.
- А почему Вам снится именно Камчатка?
- Дело в том, что в июне прошлого года, в один день с моим прошением, новопоставленный епископ Ежи Мазур получил и письмо от камчатских прихожан - с просьбой направить к ним священника.