№ 42 (344) 18.11.2001

В августе этого года исполнилось 37 лет с того момента, когда отец Майкл Десджардинс вступил в новициат Общества Иисуса. И уже семь лет он живет в Новосибирске, но не в доме иезуитов, а в предсеминарии, так как является преподавателем и духовным наставником семинаристов.
Сегодня о. Майкл рассказывает о своём пути к священству и жизни в России.

- Отец Майкл, Вы родились в США. А кто были Ваши предки, откуда они приехали в Америку?
- Моя бабушка по материнской линии – француженка, она родилась в канадской провинции Квебек и вышла замуж за американца ирландского происхождения. Что же касается отца, то его родители родились в Соединенных Штатах, а вот их родители все – из Квебека, канадцы французского происхождения. Родились мои отец и мать в городе Нью-Берфорд штата Массачусетс, там же родился и я – в 1947 г.
Отец мой участвовал во Второй мировой войне, и после войны, как ветеран, получил от государства стипендию для обучения в университете. Он еще был студентом, когда я родился, а когда мне исполнилось четыре года, получил диплом инженера-механика и свое первое назначение в Техас. Там, впрочем, мы прожили всего полгода, а потом отец получил новую работу в штате Пенсильвания – в одной из новых авиастроительных фирм. Поселились мы в маленьком городке Левиттаун неподалеку от Филадельфии – там мои родители живут и сейчас, в том же доме, в который въехали новоселами сорок лет назад.
- Ваши родители католики?
- Да, набожная католическая семья. Поэтому и меня отдали учиться в католическую школу при приходе. Хотя были хорошие, очень хорошие государственные школы: бесплатные, с замечательными бассейнами и спортивными залами, с множеством наглядных пособий, где дети без всяких затрат получали учебники, ручки и тетради. В католических же школах все скромнее было, и за все надо было платить – не прямо, а жертвуя деньги через приходы. Жертвовать надо было много и постоянно, чтобы наши школы могли существовать. Но люди шли на это, они отказались от бесплатных государственных школ, чтобы их дети получали хорошее католическое воспитание. Это было очень важно для них.
- В католических школах только дети из католических семей учились, или все желающие?
- В Пенсильвании, где мы жили, католиков было так много, что наши школы с трудом вмещали даже их детей. Классы были очень большими по числу учащихся: 90 детей в первом классе, 120 – во втором. И по одному учителю на класс – можете себе представить? У нас в старших классах было раздельное обучение, по классам: девочки отдельно, мальчики отдельно. У мальчиков большинство преподавателей были мужчины: священники и миряне. А у девушек, соответственно – монахини и мирянки. За свою преподавательскую работу они получали очень низкую зарплату. И, тем не менее, в наших школах был очень высокий уровень образования – быть может, потому, что наши педагоги искренне заботились о нас и нас любили. Да, эти школы были феноменом того времени: благодаря им укреплялась наша вера, ведь они были частью нашей ежедневной жизни – и большей частью.
- Когда Вы ощутили в себе призвание к священству?
- Впервые я над этим задумался еще в младших классах – лет девять мне было тогда. В старших классах я стал задумываться чаще, но потом решил для себя, что сначала окончу какой-нибудь университет, а уж потом поступлю в духовную семинарию. Но когда я учился уже в последнем, двенадцатом классе, наши священники-францисканцы провели между нами опрос. Очень хитрый опрос.
- Чем же он был так хитер?
- Они в опросные листы поместили вопрос: "У тебя есть побуждение стать священником?" И ниже поместили три варианта ответа на него: "большое побуждение", "среднее" и "небольшое". Был, правда, и четвертый вариант – "совсем нет". Но это в самом низу листа, не сразу и заметишь. Помню, я задумался: стать священником у меня было тогда большое желание, но если я так и напишу, то конец моей спокойной жизни – священники не оставят меня в покое. Поэтому я написал: среднее.
Потом францисканцы нас пригласили на беседу. Всех – даже тех, которые написали "небольшое". Разговор у меня был именно с тем священником, которого я очень уважал. Ему я сказал, что после школы хотел бы сначала окончить университет, а уж потом пойти в семинарию и стать епархиальным священником. Тогда наши священники-преподаватели устроили мне встречу с ответственным за призвания в епархии. Он был как раз епархиальным священником, но рекомендовал мне встретиться и поговорить с иезуитами. Так у меня в конце концов состоялся разговор с ответственным за призвания в Обществе Иисуса.
Надо сказать, что к тому времени я все-таки отправил документы в разные университеты и даже получил полную стипендию в одном из них. Но ответственный за призвания у иезуитов сказал мне, что лучше было бы мне поступить в новициат сразу же после школы, так как процесс обучения в ордене очень долгий. Я много после этой беседы молился, советовался с родителями и в конце концов решил просить, чтобы меня приняли в орден иезуитов. Меня призвали, были беседы с иезуитами, всевозможные опросы, психологические экзамены – и, наконец, я получил от них письмо, что должен приехать в новициат. Это было 14 августа 1964 г.
- Когда у Вас появилась мечта поехать в Россию?
- Когда я еще учился в школе. Русский язык я начал изучать с 15 лет. В новициате же, буквально на следующий день после моего приезда туда, один пожилой священник приносил вечные обеты. Это был о. Валтер Чижек – удивительный человек, много лет просидевший в советских концлагерях и обменянный на двух советских шпионов. Знакомство с ним произвело на меня большое впечатление и еще больше утвердило в намерении поехать служить в Советский Союз. Так же, как и знакомство с о. Иосифом Махой, который сейчас так же, как и я, живет в Новосибирске. Поэтому после новициата я изучал русский язык и русскую историю в Фордамском университете, а затем – в университете Северной-Каролины. Получил степень магистра, думал о докторской. Но шли годы, Россия была все так же недоступна для меня, и у меня возникло желание поехать в Чили. Там в то время у власти было марксистское правительство Альенде, это порождало некие аналогии с историей СССР, и я отправился туда. Альенде было трудно, потому что большинство населения было против него. Важным фактором политической жизни страны была христианско-демократическая партия. Официально – не католическая, но большинство ее членов были католиками. А кроме этого, в Чили было немного левых христиан, христиан-марксистов. Они не принимали атеистическую философию, но стремились к более активной работе с бедными. Да, в стране кипела активная жизнь, и все это я видел. А в сентябре там произошел государственный переворот и к власти пришел генерал Пиночет.
- И это все Вы тоже видели?
- Место, где я жил в Сантьяго, было рядом с президентским дворцом – в пяти минутах ходьбы. И когда там шли бои, было очень хорошо слышно. В нашей обители жили человек десять иезуитов. У всех в городе были или родственники, или друзья, подвергшиеся после переворота преследованиям. Помню, на второй или третий день пришла к нам одна пара. Оба социалисты, он чилиец, она из Бразилии. В Сантьяго во время переворота они находились в больнице, в которой держала оборону против солдат Пиночета группа марксистов. Так вот, из этой больницы эту пару, чтобы они не попали в руки солдат, их вынесли... в гробах. Вывезли на кладбище и оставили там, а уж оттуда они самостоятельно добирались до нашей обители. Поэтому женщина полностью потеряла голос от страха. Я помогал им найти посольство, где они могли бы получить убежище. В посольстве США мне отказали сразу, в канадском посоветовали обратиться в какое-нибудь латиноамериканское посольство. Я открыл телефонный справочник и начал с буквы "А" – "Аргентина". Там мне не отказали, и я сопровождал эту пару туда; в посольстве я попрощался с ними, а один посольский работник мне сказал: "Если вы сейчас выйдете отсюда, то уже не сможете вернуться – так что подумайте". Я ответил, что здесь ни при чем – я просто сопровождал этих людей в поисках убежища. Успели вовремя, надо сказать: уже на следующий день Пиночет распорядился поставить солдат возле каждого посольства. А фамилии этих двоих я увидел в газете недели через две: их искали за то, что они социалисты. Многие социалисты были расстреляны.
- Только социалисты?
- Жестоко преследовались иностранцы. К нам в обитель приехали двое священников из Боливии, представители Папского Совета "Справедливость и мир". По их просьбе я стал заниматься делами находившихся в Чили боливийцев. Кого-то удалось спасти, но многие и погибли. Порой тела разыскиваемых мы находили уже в морге.
- Вы долго прослужили в Чили?
- Первый раз – два года. Первый год я занимался в основном делами беженцев, а второй – преподавал в школе иезуитов. В 1975 г. я вернулся в Америку, закончил там учебу. После этого я был рукоположен в 1977 г., а на следующий год снова вернулся в Чили. Работал я тогда уже в приходе: в северном Чили, в городе Арика. Климат там прекрасный: с одной стороны пустыня, с другой – море. Ни жары особой, ни холода. Прихожане мои были в основном людьми рабочими и очень бедными. В этом городе я служил до января 1983 г., затем работал в новициате в Сантьяго, в школе – там я был и преподавателем и духовником учеников и их родителей. В Чили же я сделал третью пробацию, и вновь передо мной встал вопрос о возможности поездки в Россию. Я не имел возможности разговаривать с кем-либо по-русски, но я прочел много книг на русском языке: Чехова, Достоевского, Толстого. Над "Войной и миром" полтора года сидел. А в 1991 г. я узнал, что в России восстановлены структуры Католической Церкви, и обратился в Рим с просьбой послать меня в вашу страну. Генерал ордена просьбу мою удовлетворил, и в июле 1993 г. я прибыл в Москву. А 4 февраля 1994 г. о. Ежи Карпинский привез меня в Новосибирск и оставил одного перед маленьким деревянным домом в Дзержинском районе – там тогда размещалась предсеминария. С тех пор я в предсеминарии и работаю – духовным наставником и преподавателем.
- Что же совпало с Вашими "заочными" представлениями о России, а что – нет?
- Я обнаружил, что в США информация о России всегда подавалась тенденциозно, негативно. Даже фотографии в американских журналах: Кремль или мавзолей на них, скажем, всегда выглядели подавляюще и зловеще, а Красная площадь была пугающе огромна. И вот я впервые вышел на Красную площадь, а мавзолей, оказывается, мал и совершенно не страшен. Спустился в метро и восхитился, до чего же рационально, с пользой для себя используют там время пассажиры – они все читают!
- Что вас удивило в России больше всего?
- Поначалу я очень удивлялся, как это люди здесь могут выживать, месяцами и даже годами, не получая зарплату. А потом понял: картошка! Русские люди очень трудолюбивы: они подрабатывают на стороне, выращивают картофель и другие овощи на дачах. Американцы так жить просто не смогли бы.
- Сейчас много говорят о том, что надежды на религиозное возрождение России не оправдались, что интерес, вспыхнувший у людей к религии и к Церкви в начале девяностых, постепенно угасает и сходит на нет. Вы разделяете такие взгляды?
- Не разделяю и никакого упадка не вижу. Когда я приехал в Новосибирск, на месте кафедрального собора стояла маленькая часовня – мы ее в шутку называли "кафедральной" часовней. Прихожан было много тогда, многие из них умерли за эти годы, многие уехали за границу. И что же? На их место пришли новые люди, и собор по воскресеньям полон. Более того: я вижу, что приход растет, медленно, но постоянно. Или взять нашу предсеминарию: в первый год моей работы здесь в ней всего четыре слушателя было – и все из азиатской части России. А нынешний учебный год мы начали с шестнадцатью семинаристами, из которых только двое из нашей Апостольской администратуры. Да, есть ребята, не вполне определившиеся со своим призванием, есть отсев. Но большинство ребят имеют в сердцах своих твердую духовную основу, а это значит, что будут в России свои католические священники – и с каждым годом все больше.

Беседовал Евгений Спиридонов