Наш собеседник - настоятель прихода Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Смоленске монах ордена францисканцев Яцек Птоломеуш Кучмик.
- Отец Яцек, расскажите, пожалуйста, о себе, своих родителях, о том как Вы осознали призвание к жизни, посвященной Богу?
- Я родился 31 января 1965 г. в Катовицах, промышленном центре Силезии. Отец мой работал слесарем на металлургическом комбинате; мама – медсестрой. Она умерла, когда мне было 15 лет. Родители были очень верующими, еженедельно мы все вместе участвовали в мессе. Была развита традиция семейной молитвы, читали Розарий. В нашей семье особо почитается образ Матери Божией Пекарской. Когда я приехал работать в Россию, я привез копию этой иконы, теперь она висит у меня в комнате. На меня большое влияние оказывал пример родителей. Я часто видел отца на коленях, с четками в руках, как бы тяжело он ни уставал после работы.
- Почему Вы из выбрали для себя именно орден францисканцев, в не какой-либо иной?
- Так вышло, что с самого рождения моя жизнь связана с францисканцами. Мы жили в пригороде Катовиц, где была их часовня. В ней я и был крещен. Интересно то, что крестил меня францисканец, который спустя 19 лет был моим преподавателем в семинарии. Мы прожили в том районе два года, а затем переехали. И – так уж получилось – вновь оказались под опекой францисканцев. В их храме я принял Первое Причастие, 15 лет был министрантом, впервые исповедовался; там был миропомазан, оттуда отправился на учебу в семинарию. В том же храме в принес свои вечные обеты и был рукоположен во диакона, а затем в пресвитера, отслужил свою первую мессу.
- Как складывалось Ваше служение после принятия сана?
- Еще до рукоположения я высказал пожелание уехать для работы в другую страну, где недостает священников, может быть, в Африку или Латинскую Америку. Но мне ответили, что вначале нужно поработать в Польше. Так я оказался в деревне, в которой наш орден строил храм и монастырь. Жили мы не в монастыре, а на квартире, и наша жизнь была немного похожа на то, как живут пастыри в России. Так что подготовка была. Проработал я там лишь год – преподавал Закон Божий в школе и был викарием. Спустя год я попал в Россию. Можно сказать, случайно, хотя для верующих нет ничего случайного – так распорядилось Провидение Божие.
- Ну а почему же именно Россия, как это получилось?
- Вышло так, что настоятель нашей провинции искал священника, который мог бы на Пасху приехать в Смоленск. Это было после его встречи с архиепископом Кондрусевичем. Я изъявил желание поехать, а мне ответили, что это невозможно, поскольку я нужен в школе. Но так уж вышло, что другие священники отказались, и мне сообщили, что нужно выезжать в Россию уже через два дня. Так я и оказался в Смоленске. Полюбил Россию с первого взгляда – и остался. Об Африке речь уже и не шла.
- А в Смоленске уже была община?
- Да, на мессу тогда ходило семь человек. Были, правда, проблемы с помещением. Приходилось собираться на кладбище.
- В то время говорили, что вы вынуждены жить в склепе...
- Да. Некрополь возник еще в 1829 г. Сохранилось много могил священников, есть даже памятники. Цела и могила епископа Денисевича, суффрагана Могилевской архиепархии. Он строил здесь храм, в течение 30 лет был настоятелем смоленского прихода, затем епископом в Санкт-Петербурге, и уже в преклонном возрасте вернулся в Смоленск, где и скончался. Мы просили передать кладбище приходу полностью, тогда можно было бы что-нибудь сделать, а пока просто пытаемся поддерживать там порядок. Но немало памятников с могил, к сожалению, пропало.
Когда в 1991 г. приход зарегистрировали, то местная администрация передала в его "пользование" склеп на кладбище (это было примерно в начале 1992 г.). Там власти предложили устроить часовню и использовать его как жилище. Выхода не было, я решился... И прожил 6 лет в склепе, в подвале которого покоились усопшие. Из архивов подробнее удалось выяснить о тех, чьи останки были погребены. Они были замечательными людьми – активно занимались благотворительностью, дарили городу свои жилища или строили детские приюты и дома престарелых. И даже их усыпальница стала приютом – приютом для священника, моим домом.
- В общине, в основном, были потомки поляков?
- Вначале к нам приходили потомки поляков или литовцев, они неплохо владели польским. Я же тогда русский знал еще плохо. На русский мы перешли потом, когда приход стал пополняться. У всех католические корни. Теперь у нас в приходе – представители семи национальностей – поляки, русские, литовцы, украинцы, латыши, грузины, белорусы... Польский знают не все. Поэтому основной язык богослужения – русский. Бывают богослужения и на польском, а время от времени – на литовском языке.
- Так Вы и литовский знаете?
- Скажем так: читаю.
- Ваше служение связано не только со Смоленском, но и с мемориалом в Катыни. В чем конкретно это выражается?
- В 14 км от нашего прихода находится Катынский мемориал – известный всему миру символ тоталитаризма. В прошлом году там было освящено военное кладбище, поставлен крест, символический колокол. Но центром притяжения паломников Катынь стала намного раньше.
Туда съезжается немало людей – в основном, поляки; приезжают также жители России, США, Израиля, Австралии. Все произошло спонтанно. Мне никто ничего не поручал. Люди приезжали, искали священника, чтобы помолиться за усопших, а ближайший к мемориалу приход – мой. Так происходит и сейчас. Приезжают паломники на автобусах, и всегда просят отслужить мессу.
- Может быть, там будет организован паломнический центр?
- Трудно сказать, что будет потом. Я не уполномочен заниматься этим. Просто я езжу туда всякий раз, когда меня об этом просят, да еще в День поминовения усопших.
- Мы много писали о самом храме, о попытках возвращения. Как обстоят дела сейчас?
- К сожалению, могу лишь напомнить, что администрация в письме в курию потребовала очень крупную сумму на строительство архива, который и сейчас находится в здании храма. А по завершении строительства нового здания нам бы вернули храм. В 1997 г. нам, правда, передали дом священников, который строили в свое время как монастырь францисканцы-бернардинцы. Они были в Смоленске 50 лет, и только потом появились епархиальные священники. Дом переделали после строительства храма – надстроили этаж. Ведь до революции в Смоленске было 12 католических священников. Нам передали его просто в руинах, ведь десятки лет в доме находилось похоронное бюро и столярка, где делали гробы. Мы отремонтировали его и устроили в нем часовню, библиотеку, зал для катехизации и квартиру священника.
- Вы сказали, что полюбили Россию с первого взгляда. Почему?
- Мне очень понравился сам Смоленск. Красивый город, построенный, как Рим, на семи холмах. На каждом холме – церквушка, сохранились и фрагменты крепостной стена. И главное – люди, которые мне помогают. По приезде сюда я познакомился с простыми, добрыми людьми, каких нигде не встречал.
В свое время по возвращении в Польшу настоятель провинции стал расспрашивать меня о Смоленске, а я ответил, что приехал, чтобы забрать вещи и вернуться в Смоленск. Он согласился. И вот так вышло, что, собираясь в Смоленск на две недели, я провел здесь годы. В марте будет юбилей – десять лет!
Позже, когда началось возрождение приходов в Калуге и во Пскове, я ездил и в эти города.
- Приоритеты Вашей пастырской деятельности как-то изменились за эти годы?
- Любой священник должен крестить, исповедовать, совершать Евхаристию. В храм приходят некрещеные, в основном, взрослые, которые хотят прийти к Богу. Это вначале и было приоритетом нашей работы. А когда появилось здание, то вместе с сестрами-орионистками мы организовали столовую для бездомных. Ежедневно мы кормим по 40 человек. Есть еще одна проблема – беспризорные дети. Мы стараемся работать с ними, не деля на "своих" и чужих. Мы собираем вместе и детей нашего прихода, и ребятишек из бедных семей, чтобы они чувствовали себя одной семьей. Это не воскресная школа. Есть определенные дни, когда дети могут поесть, позаниматься, поиграть, посмотреть какой-то фильм, а затем идут в школу. Те, кто учатся в первую смену, приходят сюда во второй половине дня. Мы делаем это затем, чтобы дети не болтались без дела по городу, а занимались чем-то полезным.
В приходе есть община францисканцев-мирян – 15 человек; на них всегда можно рассчитывать, когда мы организуем что-либо в приходе.
- Кто Ваш любимый святой?
- Конечно, святой Франциск. И еще... При крещении меня назвали Яцек, а в ордене я получил имя Птоломеуш. Все, кто слышат его, удивляются – откуда такой святой в нашей Церкви? Ведь такое же имя носили фараоны и греческие ученые, математики, астрономы. А все дело в том, что оно связано с храмом при монастыре, в котором я 15 лет был министрантом и служил первую мессу. В храме есть алтарь св. Птоломеуша, где хранятся его мощи. Это ученик св. Петра, отдавший за него жизнь. Его называют одним из первых мучеников Западной Церкви. Мои родители венчались, когда в храме выставлялись мощи этого святого. Когда в детстве мы с родителями приходили в храм, то всегда стояли возле этого алтаря, а я сидел на его ступенях. В те годы, когда я был министрантом, священник служил мессу при этом алтаре. И вообще, этот святой помогает мне преодолеть многие трудности. Кажется, в переводе с греческого это имя звучит примерно так - "побеждающий в сражениях". И это помогает мне на всем жизненном пути.
"Свет Евангелия", № 43 (345) 25.11.2001