№ 45 (347) 09.12.2001

Сегодня мы предлагаем вниманию читателей интервью с неопресвитером Маркусом Новотны, о рукоположении которого мы сообщали в прошлом номере.

- Отец Маркус, как начинался Ваш путь к священству?
- Не знаю. Можно сказать, что начало – это когда человек принимает решение поступить в семинарию. Но и до того многое совершается. Я будто всю мою жизнь жил с Церковью. Так, у нас был католический детский садик. И это в 70-е годы в ГДР!
- Неужели в социалистической Германии были католические детские садики?
- Такие садики были при католических приходах. В социальной сфере государство не справлялось со своей задачей, поэтому они были разрешены. Вот католическая школа в ГДР была только одна и только для девушек.
В школьные годы мы готовились к Первому Причастию, к первой исповеди, миропомазанию. Конечно, в католический детский садик я не сам пошёл – родители отправили, и на занятия в приходе – тоже. Мне сказали: "Сегодня четверг, и ты с трёх часов пополудни должен быть там". Конечно, как и здесь, в России, уроков катехизиса в школе не было, это происходило в приходе. Были хорошие люди, которые нас воспитывали, и может быть, где-то там что-то и началось.
- Но когда Вы сами почувствовали, что оно "начинается"? Вы же не один посещали эти занятия, но далеко не все стали священниками.
- Путь начинается с того, что человек поступает в семинарию и говорит: "Не знаю, что будет, но сейчас я хочу попробовать, может, получится". Я проходил в России альтернативную службу.
В Германии, если человек готов к этому, он может отказаться от военной службы и служить чуть подольше – в больницах, домах для пенсионеров, в "скорой помощи". Разное бывает. Бывает, что люди археологами работают, пожарниками, спасателями. Иногда сам выбираешь, иногда предлагают что-то и интересуются, чего хочет призывник. И если человек имеет представление о том, чего он хочет, то выбирает сам.
Я выбрал возможность служить за границей. Это уже не совсем альтернативная служба, но государству важно, чтобы только воинский долг был выполнен. Тем, кто выбирает службу за границей, надо найти организацию, которая оплатит страховку и проезд, не даст умереть с голода. Но зарплаты у таких рекрутов не бывает. Те, кто служит в Германии – неважно, в армии или на альтернативной службе – неплохо зарабатывают. Если же человек выбирает "альтернативу альтернативе", то уже ничего не получает. Организацией, которая поддержала меня, стала берлинская архиепархия и одна конгрегация. Они оплатили страховку и дорогу.
- Вам предложили сюда приехать, или это был личный выбор?
- Отец Михаэль Тойэрль, который в то время был секретарём кардинала Георга Штерцински в Берлине, в начале 90-х годов ездил по России. В январе 1992 г. он с кардиналом приехал в Бранденбург для совершения миропомазания в приходе. После богослужения мы беседовали с о. Михаэлем. Он спросил меня о планах. Я рассказал ему об альтернативной службе и о стоящем предо мною выборе. Возможно, уже тогда у него были какие-то идеи. Он обещал узнать всё, что надо, и помочь мне определиться. Это было в конце января, а уже в мае я прилетел в Саратов.
- Кто в большей степени повлиял на Ваш выбор? Чьё мнение было наиболее весомым?
- Я думаю, не только люди, но и некоторые события. В школе я не любил русский язык. Мы говорили: "Советские военные в Восточной Германии – это наши братья, а не друзья, потому что друзей выбираешь сам". И я никогда не думал, что поеду работать в Россию.
У нас была возможность самим выбрать экзамен по иностранному языку: устно или письменно, русский или английский. Я выбрал английский. Позже я много читал о Церкви в России. О. Михаэль, побывав в вашей стране, описал свои впечатления, я и их прочел с интересом, потому что это было живое свидетельство. Вот так и менялось моё отношение к России.
Я хорошо помню, как на новый 1992 г. мы поехали на европейскую встречу молодёжи Тэзе. Поставили там большие палатки... При регистрации там раздали схемы города, талоны на еду и листочек с песнопениями. Во время богослужений мы пели эти песни. И мне почему-то всегда хотелось петь то, что было написано по-русски. Конечно, я мог петь по-немецки, по-латыни или по-английски, но я пел по-русски. Как это объяснить – не знаю.
Спустя три недели в Бранденбург приехал кардинал Георг Штерцински и его секретарь, о. Михаэль. Я читал его статью о путешествии в Россию и письма, которые о. Клеменс Пиккель из Маркса писал в Германию. О. Михаэль сказал, что было бы неплохо помочь этим людям. Я сказал: "Если получится – еду". Это было в конце января. Потом о. Клеменс приехал продлить визу. Мы встретились. Он посмотрел на меня и говорит: "А у тебя права есть?" Я ответил, что пока нет. А он сказал: "ну, если у нас хочешь работать, то там расстояния побольше..." Я говорю: "хорошо, сделаю". Это было где-то в феврале-марте. А 13 мая я прилетел в Маркс. Знамение? Не знаю. Я ничего не знал про 13 мая, но сегодня уже не могу сказать, что это просто случайность.
- И каковы были первые впечатления?
- Я ожидал, что всё будет по-другому. Другая страна, язык, культура, всё не так, как дома. Если человек уезжает, он не думает, что всё будет так, как он привык. В Берлине еще в самолёте думал, что всё слишком легко. У настоятеля жила хозяйка, "русская" немка. Итак, кухня была немецкая, в доме говорили по-немецки, культура была немецкая, и приход немецкий. Вроде не в Россию попал, а в некое место между Германией и Россией.
Конечно, в Марксе не надо далеко идти, чтобы на себе испытать, что значит жизнь в России, но всё-таки особых трудностей не было. Я не могу сейчас сказать, что было нечто такое, что я сказал бы: "Зачем ты поехал, лучше сидел бы дома, там чем-то занимался". Нет, такого или не было, или я не помню. Ну, дорожное движение не такое, как в Германии, и сами дороги другие, но к этому просто надо привыкнуть, я ведь не могу это изменить.
- Когда Вы ехали к нам, были мысли, что этот путь может привести к священству?
- Нет, конечно. Я думал, что служба началась. Срок воинской службы в Германии в то время был, по-моему, один год, обычной альтернативной службы – 15 месяцев, а "альтернативы альтернативной" – ещё на 2 месяца больше. И я посчитал: сейчас май, значит, в конце сентября будущего года я окончу свою службу и потом буду где-то учиться. Ведь я начинал изучать социальную педагогику в Свободном Берлинском университете еще до призыва, поэтому меня не взяли ни на военную, ни на альтернативную службу. Не зная после окончания школы, что делать, я решил изучать что-то интересное, чтобы не сидеть дома.
Но потом я узнал, что в России люди очень нуждаются в духовной поддержке. Это не значит, что в Германии духовная поддержка не нужна, просто здесь меньше людей, которые могли бы в этом помочь. Стал думать о семинарии. В то время открыли семинарию в Москве, и в Новосибирске было нечто похожее на сегодняшнюю предсеминарию, и я даже думал, что здесь буду учиться. Но их будущее было немного неопределенно, поэтому я решил поступать в Германии. Пока учился, поддерживал связь с сёстрами-евхаристками. Во время каникул был либо в Марксе, либо ездил куда-нибудь с гуманитарной помощью - в Калининградскую область или в Новосибирск.
Потом о. Клеменс стал епископом и мы приехали на хиротонию. Связь не прервалась – может, потому, что я был первым из тех, кто приехал сюда как солдат, но не последним. Было не меньше 10 юношей, которые проходили свою альтернативную службу в России. Четверо – в Марксе, некоторые – в Сибири: в Томске, в Тальменке, Славгороде...
- Что в священническом служении привлекает Вас больше всего?
- В семинарии нам говорили: "Не будьте специалистами, иногда это полезно, но чаще – не помогает ни вам, ни людям". Мне с молодыми легко, но это не значит, что я взрослых боюсь или они меня боятся. В Марксе мы занимались со взрослыми, готовили людей к таинствам.
В приходе св. Климента в Саратове, где я буду викарием, мы ещё не обсуждали с настоятелем круг моих обязанностей. Но с о. Майклом Скрином мы хорошо знакомы. Я знал его еще по Марксу, когда он не был саратовским настоятелем. Для меня он – духовный наставник, мы ежемесячно посвящали один день духовным упражнениям, и эта связь между нами, конечно, очень важна. Я не боюсь, что будут какие-то трудности. Надеюсь, сработаемся.
- Мы говорили о Вашем рукоположении как о завершении некоего пути, а ведь это начало ещё более трудной дороги. Что Вы сами себе пожелаете, вступая на этот путь?
- Чтобы у меня была такая вера, которая действительно преображала бы всю мою жизнь, как написано в словах из чина Литургии за усопших, который я избрал в качестве девиза священнического служения. Преображалась бы к лучшему, и всё более приближалась бы к Богу, и в конце – чтобы Он принял меня. К Богу надо идти ежедневно, шаг за шагом. Я уверен, что наша вера, если мы открыты, если на самом деле верим в то, что Иисус Христос говорил нам – и есть та сила, что преображает нашу жизнь. Всей своей жизнью я хочу свидетельствовать, что наша жизнь преображается и не отнимется у нас.

Беседовал Виктор Свередюк

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...