Весть о том, что о. Эусебио покидает России и уезжает на служение в Венесуэлу, стала грустной для тех, кто с ним общался. Об этом мы узнали еще весной, и отъезд уже был назначен на начало лета...
Но случилось так, что свое 50-летие священник 16 июля отпраздновал в Москве. Поздравляя юбиляра, мы предлагаем вашему вниманию интервью с ним.
- О. Эусебио, где Вы родились, выросли, когда почувствовали призвание к священству?
- Я родился 16 июля 1958 в Колумбии, в городе Кенесгордас (район Антиохия), в католической верующей семье. Мы всегда вместе ходили на мессы по воскресеньям. Особенно набожной была мама - я хорошо помню, как каждый вечер она ставила свечу у статуи Богородицы и молилась.
Сначала я не думал о священстве. Это пришло довольно поздно, когда уже учился в университете, на инженерном факультете, по специальности «Шахты и металлургия». Мне оставался один семестр до выпуска, когда я нашел то, что искал.
- Как это произошло?
- У меня была мечта – поступить в университет. И, конечно, тот день, когда я увидел свое имя в списке поступивших, был одним из самых счастливых в моей жизни, потому что в Колумбии трудно поступить в университет.
Осознавая это, я задумался об ответственности, которая на меня возложена. Я рассуждал так: «Это большая ответственность, и, если я поступил в университет, это значит, я должен помогать другим людям, особенно – бедным». Тогда возникла идея после окончания университета поехать в самый бедный район Колумбии и помогать людям там, добывать с ними золото. Подобные мысли появились после нескольких семестров обучения. Но потом я понял, что это бессмысленно, потому что денег на оборудование у меня нет.
Затем меня пригласили в приходскую группу молодежи, и я начал участвовать во встречах этой группы. Мне там нравилось, мы размышляли и молились вместе, помогали людям, приносили необходимые вещи для нуждающихся. Так прошло еще около года.
После года в этой группе, я захотел найти что-то большее. Тогда меня познакомили с другой группой молодежи, которая оказывала более широкую социальную помощь. Члены этой группы посещали заключенных, работали с ними после освобождения, навещали прокаженных, помогали семьям, которые жили на свалке (эти люди пришли из деревни в поисках работы, и они не нашли другого места для жизни, кроме свалки. Там жило много семей, много больных людей, много детей), иногда участвовали в однодневных духовных упражнениях. Я начал принимать участие в этой группе.
Там же однажды мне предложили работать в доме престарелых. Я с удовольствием пошел туда. Тогда я одновременно учился в университете и работал в этом доме. Он стал очень важным для меня, здесь я обнаружил свое призвание.
- Почему Вы выбрали именно помощь престарелым?
- Я согласился, потому что хотел помогать самым одиноким и бедным людям, и в этом доме жили одинокие люди, у которых не было семьи, а также неизлечимо больные, от которых отказались врачи. Когда я пришел, там было человек 10. Прошел год, и их стало почти 50, больше просто нельзя было разместить. Мы давали людям лекарства, кормили и умывали их...
На меня очень сильно подействовало то, что некоторые из них умирали у меня на глазах, я видел их последний вздох. Я часто думал в то время: «Жизнь, действительно, очень коротка. Она заканчивается – и что после этого? Что остается? Что будет дальше?» Я все чаще стал об этом размышлять.
Служение людям в этом доме помогло мне понять, что самые глубокие раны не физические, а духовные. В дом престарелых постоянно звонили дети, пытаясь найти место для своих родителей. Мне казалось, что, если я приму этих пожилых людей, это будет несправедливо. Я понимал, что таким образом дети избавляются от своих родителей именно в тот момент, когда те в них нуждаются, нуждаются в помощи и поддержке, все силы отдав своим семьям. Я не был согласен с этим, но люди звонили, настойчиво просили и много объясняли. В результате мы приняли некоторых из их родителей. Это запало мне в душу.
Я видел, что здесь, в этом доме, могу лечить физические раны людей. Но сердце человека тоже ранено – может быть, дети отказываются от своих близких, потому что у них в сердце не хватает любви? Я часто думал об этом образе – раненное сердце... «Кто может лечить сердце человека?» – этот вопрос мучил меня. Наш современный мир очень многого добился, он довольно развит, но кто в нем может врачевать сердце?
Я понимал, что скоро закончу университет и буду одним из инженеров, стану строить дома, мосты, делать то, что могу, чтобы люди жили лучше и так и тысячи инженеров стремятся улучшить мир. Но пока он не улучшается, в нем очень много зла, страдания, насилия. Что же делать?
- Как Вы ответили на эти вопросы?
В моей комнате была Библия. Она лежала на маленьком столе, всегда рядом со мной. Иногда я открывал ее и читал. И всегда, читая ее, я чувствовал, что в ней содержится очень много мудрости. Я ощущал, что чтение передает какой-то свет, дух, хорошие желание и мысли, мудрость.
Мне тогда хотелось, чтобы эта мудрость была у меня, чтобы она не только оставалась написанной на страницах, но перешла ко мне.
Потом я совместил, соединил две свои мысли и задал новый вопрос: «Кто может лечить и менять сердце человека? И я понял ответ – только Бог, только Господь. Если я обращаюсь к Писанию и чувствую, что Слово имеет дух, силу и может меня менять, то и у других может происходить так же.
Скоро я понял, что миссия передачи Слова людям – это миссия священника. В то же время мне стало ясно, что священников мало, очень мало. Я предположил, что смогу быть не священником, но миссионером, ведь я хотел дать людям что-то большее, не только лечить физические раны, но и бороться с самими корнями зла в человеческом сердце. И если я пострараюсь чаще размышлять над Словом и попытаюсь его воспринять и передать другим, тогда – если они услышат и уверуют – они смогут лечить свое сердце. Таковы были мои размышления.
Молодежная группа, которую я посещал, однажды поехала праздновать Пасху в отдаленную местность. Мы пришли в маленький город, куда священники приезжают один раз в год или даже в два года и проводят с жителями всего несколько дней. Когда мы были там, когда праздновали Пасху вместе с жителями, все – дети, подростки, взрослые – собрались и радовались тому, что миссионеры пришли праздновать с ними Пасху, хотя на самом деле мы не были ни священниками, ни дьяконами. Я видел радость людей от того, что мы пришли, желание слышать Слово Божие, вести разговоры о вере. Это для меня стало призывом. Я понял, что можно отдать свою жизнь Богу.
- Вы в этом время еще учились в университете. Не было ли это трудным для Вас?
- У меня был выбор. С одной стороны, в университете все было в целом хорошо, хотя в последнее время я чувствовал себя разочарованным. Дело в том, что на практику меня отправили на огромный завод, где производят цемент. Там были инженеры, которые закончили университет очень давно, у них было очень много работы, они получали хорошую зарплату. И все-таки я видел, что они не очень довольны и счастливы, и стал думать о том, что им не хватает.
С другой стороны, когда я помогал больным и бедным людям, эта работа давала мне радость. Но в то время я не знал, куда идти, что делать, у кого спросить совета.
И, конечно, это очень сильно мучило меня. После учебы я часто приходил домой с мыслью о том, каков мой путь, что мне делать. Я записывал лекции в университете, но душой пребывал где-то в другом месте. Такое неприятное ощущение!..
Однажды я пришел домой, оставил книги и пошел во внутренний дворик. Я начал молиться. Это была одна из первых моих молитв, в нее я вкладывал всю свою душу и надежду. Я просил Бога: «Господи, Ты, Который меня создал, Ты знаешь, для чего меня создал. Мне это не ведомо, но Ты знаешь, по какому пути мне идти. Твоя воля – самое лучшее для меня. Я сам не смогу найти лучшее путь и большего счастья для себя, кроме того, которое Ты предназначил мне. Но я не знаю, по какому пути мне идти, какова Твоя воля. И если Ты ее не откроешь, я буду жить, не осуществляя того, что должно. И тогда буду несчастлив все жизнь. Я не хочу терять свою жизнь и знаю, что Твоя воля – самая лучшая для меня. Открой ее». Я сказал это со слезами, потому что понимал, сам никогда не смогу увидеть дорогу, если Он не покажет.
- И что же случилось потом?
- После молитвы ничего не изменилось. Так было несколько дней. Каждое утро я просыпался не зная, что делать, я почти перестал заниматься, хотя ходил на занятия. Но, несмотря на это, я был уверен, что Господь должен показать мне дорогу. Мама видела мое состояние и однажды поинтересовалась, что со мной происходит. Я рассказал и обратился к ней: «Я знаю, что ты веришь, и вижу, как ты молишься. Я этого не умею. Пожалуйста, попроси, чтобы Господь открыл мне путь». Я видел, что она действительно переживала и молилась.
После этого прошло четыре месяца. Я очень уставал, потому что все это время и днем, и ночью работал в доме престарелых. И вот люди, с которыми я там был, предложили мне поехать отдохнуть на пару дней. Я уехал за город. Уже на месте выяснилось, что я приехал в дом миссионеров конгрегации Verbum Dei.
- Что Вы там увидели и узнали?
- До сих пор не знаю, как получилось, что я оказался там. Меня приняли очень радостно. В доме жили четыре миссионера – испанцы Доминго Гарсиа, Мигель Анхель Урбан и Эдуардо Виво (они в тот момент еще не были ни дьяконами и священниками) и один постулант из Колумбии Леокадио Посада. Они были предупреждены о моем приезде и разрешили мне не следовать строгому расписанию, которому следовали сами. Я согласился.
Они вставали очень рано – в 4 часа утра, – чтобы после молитвы ехать в университет учиться. Сначала я продолжал спать, но часовня была недалеко, и я слышал, как они пели и молились. И я подумал: «Это позор – они молятся, а я сплю». Стало очень стыдно. Я встал и пошел в часовню.
Когда зашел внутрь, было как раз время размышления, и слова этого размышления звучали ответом на все мои вопросы. Оно говорило о призваниях, о том, что призвание у человека одно и что оно одно на всех – человек призван общаться с Богом. Были и другие размышления. После них я понял – это то, чего я хочу. Мне стало очень ясно: я нашел то, что искал.
Прошли два дня, и мне нужно было возвращаться домой. Я обрел то, что искал. Я обратился к настоятелю этой общины, рассказал ему обо всем и сказал: «Я хочу посвятить свою жизнь Богу и очень хочу осуществить призвание – научиться молиться, общаться с Богом, передать это знание людям». И я спросил, могу ли с ними остаться. Я говорил с Мигелем Анхелем Урбаном. Спустя несколько лет приехали вместе в Россию.
Он посмотрел удивленно, но подумал и согласился. И я поехал домой за вещами.
- Как Ваши родные и друзья приняли эти перемены?
- Я говорил об этом с мамой, папа тогда был в деревне. Я рассказал, что наконец нашел то, что искал, рассказал, какое счастье, какую радость чувствую, и сказал ей, что хочу посвятить свою жизнь Богу. Но поделился и своими сомнениями.
Дело в том, что у родителей нас было восемь детей. Моя старшая сестра в то время уже была замужем. Значит, я остался самым старшим ребенком в семье. Я был первым, кто поступил в университет, и родители, конечно, рассчитывали, что я, закончив учиться, помогу им. И я сомневался, как могу все оставить. Что будет с родителями и с младшими братьями?
Но мама поддержала меня, она произнесла фразу, которая стала для меня окончательным ответом: «Скажи Богу, что будешь заботиться о Его детях, и пусть Он заботится о нас».
Я решил – пусть так и будет. Я буду заботиться о людях, и пусть Господь заботится о моих близких. И до сих пор я вижу, что Он не оставляет их.
Я забрал свои вещи и начал жить с миссионерами. Это было в Колумбии в 1984 году. В то же время я продолжал учиться и только близким друзьям рассказал, что хочу поменять жизнь. Они стали уговаривать закончить университет – оставался всего один семестр. Но я решил: «Сейчас или никогда». Я начал жить с миссионерами Verbum Dei и продолжал учиться. Но видел, что это невозможно. Чтобы быть инженером, нужно было постоянно работать и актуализировать свои знания. Чтобы быть миссионерам, нужно было учиться. Как сказано в Писании – «нельзя служить двум господам». Я написал письмо руководству университета, прося один год отпуска. Его приняли, я оставил университет и начал жить в общине.
- Что было потом?
- Три месяца спустя, меня отправили в Испанию на полуторагодичные курсы формации. Каждый день во время молитв и размышления нам говорили, что для призвания очень важна личная встреча с Христом. Мне это было непонятно. У меня такой встречи не было, и я спрашивал себя: «Может, это не мое призвание? Может, я придумал все и нахожусь здесь по своей инициативе?». Но, с другой стороны, я очень хотел научиться молиться, размышлять над Словом Божиим. отдать себя Богу,
Я просил Бога: «Научи меня молитве и пошли встречу, чтобы я утвердился в призвании». Пять месяцев прошли в сомнениях. Я устал от этого и после одной из молитв снова вошел в часовню. Слов уже не было, я просто сидел в тишине, думая, что придется возвращаться домой.
Я открыл Священное Писание. Когда я его прочитал, оно как будто ожило для меня, я ощутил мимолетное дуновение. Там было написано, что Бог-Отец берет человека за руку и ведет, как сына. В этот момент Писание было очень живым, и мне открылось очень ясно, что Бог – мой Отец. Тогда я сказал: «Господи, возьми мою жизнь». И все сомнения ушли. Я вышел из часовни, обретя ответ: «У меня есть Отец! Бог – мой Отец!
Сомнений после этого уже не было. Появилась уверенность и счастье. Мое призвание – быть сыном Божиим.
- Где Вы учились после, где побывали?
- Я приехал в Испанию, где была организована интернациональная группа. Мы жили в Валенсии полтора года, чередуя молитву с работой.
После Валенсии я поехал учиться в Алькала-де-Энарес, на факультет философии и богословия. После его окончания меня отправили в Африку, в Экваториальную Гвинею. Это была моя первая миссия. Было хорошо, но трудно. Я провел там год и два месяца, но каждые три месяца болел малярией. Четыре раза за весь период своего пребывания там я болел малярией. Потом вернулся Испанию и после этого поехал сюда, в Россию.
- В каком году Вы приехали в Россию?
- В 1992, когда здесь только начиналось возрождение Католической Церкви.
- Какими были первые впечатления?
- Я приехал снежным ноябрьским вечером. Было темно и холодно. Передо мной, на месяц раньше, в Россию приехал Мигель Анхель Урбан. Он встретил меня в аэропорту, привез теплые вещи. Когда мы ехали в автобусе, все было замерзшим, вокруг ничего не было видно. На следующий день мы ходили по улице, и казалось, что это военный город – было очень много зеленых машин.
- Что для Вас оказалось самым трудным в России?
- Особенно трудным был язык. Русский я учил в Испании всего месяц. Чем больше я учился, тем труднее мне было говорить. Это было мучением, я испытывал сомнения, размышляя о том, действительно ли я должен служить в России.
Я всегда думал, что меня отправят в Латинскую Америку, потому что языки мне давались непросто. Но однажды после духовных упражнений в Испании наш основатель Хайме Вонэт подошел ко мне и спросил: «Эусебио, как у тебя с русским языком?» Я удивился, тогда этот язык был для меня, как китайский, я даже ни разу не видел русского алфавита. И он объявил: «Готовься ехать в Россию». Это было неожиданно. Да, язык был очень сложным.
Я познакомился с латиноамериканскими студентами, мы собирались сначала в квартире, Латиноамериканская община мало-помалу начинаала формироваться. Воскресную Мессу начали служить в маленьком помещении храма Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. Мы переехали в храм на Лубянке, потом вернулись сюда, служили на четвертом этаже, после этого – опять в храм св. Людовика и вернулись уже только тогда, когда кафедральный фобор был восстановлен.
- В то время община была большая?
- Община не была большой, хотя здесь, в Москве было довольно много студентов из Латинской Америки. Сперва приходили они. Постепенно мы знакомились с русскими верующими, к нам начали приходить и те, кто интересовался испанским языком.
Мы жили между Санкт-Петербургом и Москвой, потому что нужно было заботиться о студентах и там. Два года были в Санкт-Петербурге, а потом решили остаться в Москве. Жизнь стала стабильнее, в общине появились и русские верующие.
Сейчас по воскресеньям собираются по 200-250 человек, в праздники – больше 400 человек.
- Что изменилось с 1992 года, с тех пор, как Вы впервые увидели Москву?
- Очень многое. Был восстановлен храм, возрождены епархиальные структуры, общины стали больше и прочнее, очень много людей принимают веру.
Думаю, что за это время люди вообще стали более открыты к вере. Ведь и в православные храмы стало ходить больше народа. Это заметно. Когда я приехал, многие православные храмы тоже были разрушены, сейчас они почти все восстановлены.
- В чем, на Ваш взгляд, заключаются основные проблемы Католической Церкви в России?
- Мне кажется, нам не хватает общения с Православной Церковью. Начну с себя. Я понимаю, что сам не вышел навстречу. Мы собираемся, проводим встречи, но чувствуется, что общения с православными священниками мало. У нас нет понимания того, что каждый из нас работает как бы отдельно. Когда мы в рамках Католической Церкви готовим мероприятие, мы не всегда думаем о том, чтобы пригласить православных.
Из разговоров с верующими понимаю, что иногда возникают преграды в общении, когда люди узнают, что ты – католик. Я помню, как однажды в аэропорту я встретил православного верующего, который, узнав, что я католик, с удивлением поинтересовался, зачем католик нужен в России. Я пояснил, что здесь много людей, в том числе и иностранцев, которым нужен католический священник. Но мой случайный собеседник так и не понял, к чему все это.
Я уверен, что общение Церквей нужно не только на уровне священников, но и на уровне простых людей. Сейчас довольно много смешенных семей, и вера – вместо того, чтобы объединять их, отдаляет их друг от друга. В результате мама с детьми ходит в православную церковь, а папа – в католическую, иногда они даже остаются не венчанными, потому что не могут договориться.
Я пытаюсь объяснить тем, кто приходит ко мне, что подобное разделение болезненно сказывается в первую очередь на детях; говорю, что родители могут вместе приходить и молиться в православном или католическом храме со своими детьми. Трудно конечно, объяснить детям, почему мама принимает причастие, а папа нет, или наоборот! Это больно. Мы видим, как сильно народ нуждается в вере и как люди страдают из-за отсутствия единства между Церквями.
- О. Эусебио, расскажите, пожалуйста, о Центре пастырского попечения о католических студентах и преподавателях высших учебных заведений, который Вы возглавляли в Москве много лет.
- Все началось с работы со студентами. Меня назначили капелланом испаноговорящей общины, а она в основном она состояла из студентов. Архиепископ Тадеуш Кондрусевич знал об этой работе.
Однажды в Москву из Центра пастырского попечения об университетах в Риме пришло приглашение на встречу капелланов, работающих со студентами. Архиепископ прочел его и передал мне и отцу Исмаилу Барросу. Я поехал на первую встречу капелланов Европы, которая состоялась в 1999 году. Там был создан комитет капелланов, я стал одним из его членов.
Начались более тесные отношения с Римом, были встречи, конгрессы, мы приглашали преподавателей. После телемоста 2002 года архиепископ предложил создать Центр, его руководителем стал о. Исмаил. Потом он уехал, и я сменил его, вернувшись из Рима, где в течение двух лет учился в Папском Восточном институте.
Работа в Центре требует довольно много времени, и я признаю, что не всегда мог уделять столько времени, сколько требовалось, поскольку занимался делами общины, посещал общины Санкт-Петербурга и Белгорода. Но должен сказать, что работа со студентами и преподавателями это - огромное поле для деятельности Церкви.
- Как в нынешнем году родилась идея серии встреч, посвященных русским философам?
- Когда я учился в Риме, мы изучали творчество русских религиозных философов и богословов. Их мышление и идеи были очень интересными, понятными становились различия их трудов с работами западных богословов.
Сестра Исабель Муньос, представляющая нашу общину, завершила лиценциат об о. Сергии Булгакове и удивлялась, что это сокровище русской литературы и философии остается недостаточно известным. Это очень интересно и ново, как свежий воздух для духовности западной и для духовного возрастания самой России.
Кроме того, сейчас в Испании переводят много работ русских философов, существует идея открыть центр восточной философии. Сестра Исабель сейчас ищет новые контакты с испанскими преподавателями, ведет переговоры о возможном взаимном сотрудничестве.
- Вы работаете больше с испаноязычными католиками, которые приехали из стран с давней католической традицией. А каким Вы представляете себе русского католика?
- Я вижу, что в России вера мало-помалу возрастает. Люди верующие довольно серьезно относятся к вере. На Западе – поскольку вера уже стала традиционной и иногда превращается в привычку – она стала довольно поверхностной. Здесь же она более важна для людей. Видно, что приходящие в храм действительно глубоко и искренне молятся.
Но все-таки вера здесь нуждается в обогащении. Русские люди очень образованные, они много читают, и это очень хорошо. Но порой им не хватает основания для веры. Возможно, так происходит потому, что не было научения. Русский народ имеет довольно религиозную душу и постепенно возвращается к вере, но ее нужно очистить, выкристаллизовать, укрепить.
Последние годи виду духовные упражнения (две недели в молчании, чтобы общаться особенно с Богом) и вижу, как русские верующие довольно серьезно к этому относятся. Их духовный потенциал очень мощный, их души жаждут духовности.
- Кто Ваш любимый святой?
- Франциск Ассизский. Он очень сильно помогал мне в жизни. Когда я читал книги о нем, еще не будучи миссионером, это оказывало на меня очень сильное действие. Я понимал, как хорошо жить простыми вещами и воспринимать Евангелие так, как он воспринимал его.
И его стигматы – это символ того, что он так сильно возлюбил Христа, что Господь послал эти знаки. Со студенческих пор св. Франциск остается для меня примером.
- По воле руководства конгрегации Verbum Dei Вы едете в Венесуэлу. С какими чувствами Вы покидаете Россию? Что Вы знаете о Венесуэле?
- Надеюсь, что я скоро уеду, но не знаю точно, когда. Это предложение было весьма неожиданным. Когда я услышал его, то подумал, что, наверное, пришло время менять место служения. Грустно оставлять Россию, но, с другой стороны, я знаю, что если приедет новый священник, он принесет сюда что-то новое, внесет новый дух, и это меня успокаивает. Я ощущаю, что община нуждается в этом новом ветре.
В Венесуэле я ни разу не был, меня немного беспокоит политическая ситуация в этой стране, потому что политика влияет на религиозную жизнь. Но это все же преимущественно католическая страна, в этом плане там можно действовать более открыто, чем в России. Однако я не знаю, что найду там...
Вопросы задавала Мария Красовская