Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в интервью итальянской газете "La Stampa", опубликованном 29 октября 1992 года под броским заголовком "Папа хочет вторгнуться в Россию", сказал следующее: "В прошлом году в мой город, Смоленск, прибыл польский проповедник с двумя сестрами. Открыл приход, несмотря на то, что было всего шесть католиков. Сейчас католическая община насчитывает 70-80 человек, среди которых много детей из православных семей. И это потому, что летом были организованы каникулы в Польше, служилась месса и дети причащались. Семьи сейчас разделены, и это нехорошо. Я писал Ватиканскому нунцию, но безрезультатно".
Именно об этом примере прозелитизма, не усомнившись в его достоверности (ведь говорит сам митрополит!), говорили позже публикации в Европе и Америке. Интонация этих публикаций в католических изданиях была недоуменно-стыдливая: что-то там, в России, действительно не так...
Чего не видно из Италии
После командировки в Смоленск приходится печально констатировать: его Высокопреосвященство, к сожалению, неверно информирован. Что-то не так оказалось не в России, а в "La Stampa".
Что же именно?
Оказывается, для того, чтобы зарегистрировать религиозную общину, в том числе и католический приход, нужно как минимум десять верующих. Владыке же его помощники насчитали только шесть. Приход в Смоленске был официально зарегистрирован 26 ноября 1991 года, и в одном только приходском совете в то время было 11 человек. "Польский проповедник" отец-францисканец Птоломеуш Кучмик приехал позже - в апреле 1992 года, когда приход уже действовал. Город встретил его не очень-то хлебосольно: и милиция не раз наведывалась, и в трехдневный срок выслать обещали, и отопление вдруг среди морозов пропадало, и паломников из Москвы в Могилев через Смоленск не пускали...
В общем, развернуться "проповеднику" не очень-то давали, и до сих пор на некоторых влиятельных людей его францисканская ряса действует почти как красная тряпка на быка.
Из интервью митрополита Кирилла может сложиться впечатление, что католиков в Смоленске никогда и не было. Между тем отец Птоломеуш приехал не на пустое место - первый францисканский монастырь здесь открылся еще в 1620 году. А к концу прошлого века в приходе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии насчитывалось полторы тысячи верующих. Католические общины были и в других городах Смоленской губернии - в Рославле, Вязьме, Велиже, Шумячах, Гжатске и Столбове.
Так что Смоленск, как выясняется, "окатоличен" уже давно. И, вопреки тому, что храм был закрыт в январе 1940 года "ввиду полного отсутствия желающих пользоваться зданием для целей культа" (в нем, чудом сохранившемся до сих пор, ныне размещен архив), вопреки событиям последних десятилетий - здесь, в Смоленске, еще остались люди, которые нуждаются в духовном окормлении Католической Церкви. Так же, как в Японии, Италии или Польше есть православные, которых Русская Православная Церковь не бросает на произвол судьбы, а заботливо приходит к ним с таинствами.
И еще один принципиальный вопрос: действительно ли католическая община в Смоленске растет теперь за счет православных? Оказывается, в первую очередь - за счет тех, кто вырос в католических семьях. Поскольку нет точных цифр о вероисповедании населения, косвенно об этом можно судить по национальному составу. Согласно данным переписи населения 1989 года, в Смоленске живет около двух с половиной тысяч поляков, литовцев, латышей и немцев, и еще около 44 тысяч белорусов и украинцев, среди которых, как известно, тоже бывают католики. Мы далеки от того, чтобы усматривать прямую зависимость между национальностью и вероисповеданием (типа "поляк - значит католик" или "русский - значит православный"), однако приведенные выше цифры показывают, что приход, в котором теперь около 400 человек, и впредь может расти не за счет православных.
Прозелитизм по-смоленски
Во время командировки я с особой тщательностью искал среди прихожан тех, кто был практикующим православным и сознательно перешел в католичество. Такие люди нашлись. Поскольку Католическая Церковь считает прозелитизмом нечестные методы привлечения людей в общину (например, их обман или подкуп), я пытался выяснить у обращенных из православия, не было ли чего-то похожего в действиях о. Птоломеуша или монахинь.
Ирина Ефименко, преподаватель Смоленского филиала Московского энергетического института, ответила весьма своеобразно: "Да, меня подкупили. Но не деньгами - любовью и пониманием, радостью и теплом. Учтите, что меня никто не звал и не агитировал - я сама пришла в часовню. Понимаю, что для отца настоятеля это был трудный шаг - принять меня в приход, и благодарна ему за то, что после долгих бесед он на это решился, не побоявшись обвинений в прозелитизме..."
Татьяна Никитина, преподаватель строительного колледжа, приехала в Смоленск пятнадцать лет назад по распределению Одесского строительного института. Вышла замуж, родила двоих детей, со свекровью ходила в церковь, на Пасху пекла куличи... "Я живу недалеко от часовни, - сказала она, - и однажды зашла сюда, больше из любопытства. Одного раза мне хватило, чтобы остаться. Лучше сказать, что я пришла сюда не из православных, а из неверующих, потому что почти ничего про христианство не знала - ходила на службы в собор да свечки ставила. Теперь я понимаю, чем верующий человек отличается от неверующего, а как вы меня назовете в своей статье - православной или католичкой - и не важно. Хочу только, чтобы сын стал священником".
Нина Шернене - русская, смолянка, вышла замуж за литовца, уехала в Литву, крестилась в костеле перед свадьбой, потом - венчалась. "Свекровь этого очень хотела, и я не стала ее огорчать, а смысл таинств поняла много позже. Прожив в Литве десять лет, мы переехали в Смоленск. И два года назад прочитали в газете, что здесь есть католический приход. На следующее утро уже его нашли, и с тех пор мы всей семьей - с двумя сыновьями - здесь, в этой небольшой часовенке. Знаете, все плохое уходит во время молитвы..."
Каждая из этих историй сложнее и тоньше, чем мне удалось их пересказать в нескольких строках, но в каждой из них - свободный, осознанный выбор, в котором мы не вправе отказать ни одному человеку, даже если этот выбор нам не нравится.
Что же касается поездок детей на отдых в Польшу, которые владыка Кирилл ставит в упрек "польскому проповеднику", то хотелось бы процитировать газету "Смоленские новости" от 3 ноября 1993 года, где опубликованы впечатления руководителя одной из групп, заведующей методическим отделом областной станции юных техников Татьяны Зиминой. Рассказывая о том, как по ее просьбе детей принимал францисканский монастырь, она пишет: "Те, кто боится влияния западной идеологии на сознание нашего подрастающего поколения, могут не беспокоиться: никакой "агитации" не было. Был пример подлинного христианского отношения человека к человеку. В нашем случае - обитателей монастыря к русским детям". После бесед с родителями, детьми и руководителями еще двух групп - журналистом Анной Лапиковой и инженером Станиславой Афанасьевой - у меня не осталось сомнений в том, что и в других случаях пригласившие детей жители Польши не обращали в католичество. Причем, оказывается, у каждого из руководителей групп были письменные согласия родителей на поездки их детей. Те же, кто боялся прозелитизма, своих сыновей и дочерей в Польшу, вероятно, просто не отпустили.
В самой часовне я видел примерно пятнадцать детей. Однако причащал настоятель только единицы - только тех, кто воспитывается в католических семьях и приготовлен к таинству. Мальчики и девочки из семей неверующих к причастию пока не допускаются, но могут посещать занятия по катехизису, если принесут письменное разрешение родителей.
"Горе мне, если не благовествую!"
Я долго разговаривал с о. Птоломеушем, пытаясь выяснить его представления о том, что пристало и чего не пристало делать католическому священнику в тех местах, которые Русская Православная Церковь называет своей канонической территорией.
- Первый урок я получил у митрополита Кирилла, как только приехал в Смоленск, - сказал отец. - Тогда владыка единственный раз пригласил меня к себе. Суть урока сводилась к следующему: я приехал на святую православную землю и не должен заниматься здесь прозелитизмом, то есть принимать в свой приход русских людей, ибо русские люди - православные. Правда, Владыка потом сделал одно исключение: неверующих русских принимать можно, но все равно лучше сначала посылать их в православную церковь.
"Польский проповедник" воспринял урок нормально и со многим согласился. Почти со всем. Кроме, пожалуй, одного: если, несмотря на советы идти к батюшке, люди настойчиво приходят к ксендзу, он не может их не принять.
Отец говорит, а я загибаю пальцы: нехорошо проповедовать свою веру в чужом храме, нехорошо учить в общественных местах и светских заведениях, если тебя туда не звали, тем более нехорошо называть там иную веру дьявольской, нехорошо издавать "противопротестантский" или "противоправославный" катехизис...
- Но если меня позовут люди, которые хотят больше узнать о Боге, - подчеркивает о. Птоломеуш, - тогда, как писал апостол Павел, "горе мне, если не благовествую".
Учитывая ситуацию, он говорит с людьми не на площади или в школе, а - в своей маленькой часовне. Если бы даже в Смоленске и был Гайд-парк, проповедовать туда он бы не пошел.
В ноябре прошлого года, на торжествах по поводу освящения католического храма Христа-Царя в городе Марксе Саратовской области мне довелось встретиться с ректором Саратовской православной духовной семинарии протоиереем Николаем Агафоновым. Когда я спросил его о прозелитизме, о. Николай ответил так:
- Я не считаю, что мы каким-то образом должны делить паству. Мне кажется, надо дать людям свободу самим выбирать. Ведь твердый православный человек не пойдет в католический храм, как и твердый католик - в православный. Но есть огромная паства - будущая, потенциальная - которая вообще не знает Церкви или уходит к нынешним лжепророкам - в Белое братство, Богородичный центр и другие еретические организации, против которых выступают обе наши Церкви. Лучше уж пускай эти люди идут в храмы, где благодать Божия.
"La Stampa", к сожалению, не пишет о Саратове, где налажен нормальный межконфессиональный диалог, где в православной семинарии историю Церкви преподает католический священник о. Роман Жепецкий, где православные получают помощь от западных католических организаций и сами помогают местным католикам чем могут - тем, например, что предлагают складировать на своей территории стройматериалы для будущего католического храма. Итальянская газета пишет о Смоленске, откуда митрополит Кирилл обращается к Апостольскому нунцию и советует оставить в покое православные приходы и уехать в Латинскую Америку.
Вообще говоря, в европейской части России на 52 католических прихода приходится всего 44 священника, в большинстве - иностранцы: поляки, белорусы, литовцы, словаки, итальянцы, немцы, французы. И этот-то "легион" окатоличивает Россию? Тут бы со своей паствой управиться. На единственного в Смоленске "ксендза" только в Успенском соборе пятнадцать батюшек приходится. А первые рукоположения выпускников Московской католической духовной семинарии, которая открылась в прошлом году, ожидаются не раньше, чем через пять лет.
...Кстати, в смоленскую часовню часто приходит православная старушка. Нет, она не перешла в католичество. Просто до церкви ей с больными ногами уже не дойти, а помолиться хочется. Вот и молится вместе с католиками, исповедуется и причащается. Слова "прозелитизм" она не знает и поэтому, наверное, еще не боится.
А некоторые католические священники, приехавшие из-за рубежа, - уже боятся. В одном небольшом городе России отцы одного из влиятельных орденов преуспели в осуществлении некоего широкомасштабного благотворительного проекта, связанного с профессиональным обучением молодежи. Но когда несколько местных католиков, многие десятилетия не видевшие священников, обратились к ним с просьбой отслужить мессу - отцы отказали, потому что в той стране, откуда они приехали, их просили не заниматься в России прозелитизмом...
Все это уже похоже на болезнь, своего рода "фобию", которую я бы назвал "прозелитофобией". Она становится все более и более заметной. Когда иерархи Русской Православной Церкви заявляют, что католические проповедники в России занимаются прозелитизмом - с этим на Западе никто из уважающей себя публики уже не спорит, чтобы не нанести ущерб дипломатическим отношениям и экуменическому диалогу.
Только можно ли назвать экуменическим диалог, в котором обвинения православных иерархов звучат намного громче, чем ответы российских католиков? Из этого весьма своеобразного диалога и вырастает прозелитофобия. Она, к сожалению, становится настолько серьезной, что священники отказываются служить Божественную литургию...
Надеюсь, что и католикам, и православным в равной мере понятно, что это значит для Церкви.
Виктор Хруль,
Москва – Смоленск, январь 1994 г.«Ut Unum Sint», №2, 2004 г. (экуменическое приложение к газете «Свет Евангелия»).