Прошло почти три года со времени этой публикации и чуть больше трех лет со дня появления декрета о введении в богослужебный обиход нового перевода чина Мессы. Что изменилось за это время в реальной богослужебной практике? Казалось бы, все священники служат Мессу именно по утвержденному переводу. Тем не менее, со стороны участвующего в Божественной Литургии народа по-прежнему звучат разные версии текста. И хотя в одних общинах верующие строго соблюдают столь важный для богослужебной дисциплины принцип единообразия, не используя никаких иных текстов, кроме утвержденного, в других слышится разноголосица: в ряде случаев многие предпочитают произносить слова одного из прежних переводов (чаще всего - перевода о. Михаила Арранца, потому что раньше использовался в основном он). Притом делают они это так настойчиво и напористо, что явно влияют и на тех, кто не против следовать положенному тексту.
Конечно, основная причина такого отношения коренится во вполне естественной для многих из нас привязанности ко всему привычному.
Вспоминаю такой случай. Как-то раз молодежный хор - тот самый молодежный хор, который в начале 90-х придавал порой столько бодрости, живости и воодушевления вечерним Мессам в храме св. Людовика в Москве, - ввел в свой репертуар одну очень красивую песню. В этой песне наша хвала Богу уподобляется перезвону колоколов, и поэтому многоголосие звучит в ней каноном. Я еще прежде слышал ее в Польше и думал, как было бы хорошо, если бы у нас она пелась по-русски. И вот она была переведена, и молодежный хор ее пел. Меня это очень радовало, за исключением одного момента, по поводу которого я без обиняков обратился к исполнителям: "Ребята, - сказал я, - всё прекрасно! Только не может церковная песня начинаться со слова "какала"". Дело в том, что начиналась эта песня словами "как колокола": при быстром темпе пения и отсутствии паузы, в слух сразу же ударял тот самый глагол. Следует добавить, что я немедля предложил вариант исправления: "как колокола" без ущерба можно заменить на "словно перезвон", что полностью сохранит смысл и будет абсолютно эквиритмично прежнему. В ответ слышу: "Ну... все уже привыкли так петь... И вообще кроме вас этого никто не заметил..."
Да, "все так привыкли" - могучий фактор, препятствующий любому совершенствованию, любому изменению чего бы то ни было. Случай с "колоколами" далеко не единственный.
Заслуживает, однако, внимания и другой аргумент: "кроме вас этого никто не замечал". Потому что он оказывается лакмусовой бумажкой того общего упадка культуры нашего языка, который проявляется сейчас во всем - не только в разговорной речи, но и в печатном слове, на радио и телевидении, в колоссальном потоке отечественной и переводной литературы, в переводах зарубежной кинопродукции (включая шедевры!), в выступлениях политических и общественных деятелей. Этот упадок культуры русского языка со всей беззастенчивостью заявляет о себе и в Церкви. В самом деле, чувствительность к стилистическим шероховатостям и неблагозвучным фонетическим сочетаниям становится среди носителей нашего языка все большей редкостью. В среде российских католиков ситуация усугубляется особенностями самой этой среды. Для большинства тех, кто воспитан в католичестве с детства, русский язык неродной. Многие из русских новообращенных изначально не ориентированы на свою национальную культуру - особенно молодежь, часть которой декларирует свой космополитизм, а некоторые, к сожалению, выказывают к русской культуре откровенно пренебрежительное отношение (основывающееся, правда, чаще всего на крайне скудных о ней представлениях). Среди духовенства, которое в идеале способно было бы повлиять на ситуацию, носители великорусского языка (гибридные языковые формы не в счет) исчисляются единицами.
Иногда приходится по-прежнему слышать недоумения: "А стоило ли менять старый перевод? Чем он плох? Ведь его тоже русские люди осуществили..." Начну с конца. Коль скоро речь идет о наиболее широко использовавшемся переводе, то осуществивший его о. Михаил Арранц - не русский, а испанец. О. Михаил - блестящий знаток русского языка, но всё же он не в совершенстве владеет тонкостями русской стилистики (и сам это охотно признаёт). Митрополит Никодим, курировавший этот перевод, - действительно русский. Владыка был несомненно титанической личностью, занявшей заметное место в церковной истории и в истории дипломатии; и всё же он не был ни филологом, ни писателем, ни переводчиком в профессиональном плане. Более того, я почти уверен, что у него было немало дел поважнее перевода чина Мессы, и едва ли он скрупулезно над ним работал. Литературное редактирование (насколько мне известно от о. Михаила) взял на себя К. И. Логачев - человек, которого отличало крайне неуклюжее обращение с русским языком, что не раз отмечалось критиками его библейских переводов. Приведу лишь суждение И.А.Левинской из рецензии на его перевод "Деяний Апостолов", которое с успехом может быть отнесено и к переводу чина Мессы: "Многие недостатки перевода связаны с неудовлетворительными исходными посылками. Нарушение автором стилистических норм русского языка, которыми он жертвует ради "точности", оборачивается тем, что текст становится просто невнятным, а подчас и смешным, как бывает иногда смешна речь иностранца, коверкающего русский язык" ("Мир Библии", 1993 / 1 [1], с. 95).
Нетрудно убедиться, что принадлежность к носителям языка вовсе не означает умения красиво и даже просто корректно излагать на нем информацию. К сожалению, чем дальше, тем большее число людей берет на себя - из самых лучших побуждений - труд перевода церковных текстов, осуществляя его на крайне непрофессиональном уровне. Можно быть активным членом общины или даже талантливым катехизатором, но это еще не означает способности заниматься художественным переводом, предполагающей, помимо развитого чувства языка (которое, подобно музыкальному слуху, есть не у всех) и некоторых природных дарований, профессиональную подготовку и целый комплекс навыков, обретаемых только с опытом.
Переводы богослужебных текстов на каждый из основных европейских языков осуществлялись целыми институтами, работа велась с привлечением лучших филологических, литературных, литургических и богословских сил и растягивалась на десятилетия. Перевод сакрального текста - задача слишком ответственная с самых разных точек зрения. Даже перевод на бесписьменный язык какого-нибудь совсем примитивного племени требует глубоких знаний и переводческого такта. Но в данном случае речь идет о переводе на язык Пушкина и Тютчева, Цветаевой и Пастернака, Толстого и Достоевского, Чехова и Бунина, св. Димитрия Ростовского и протопопа Аввакума, Карамзина и Ключевского, В.С. Соловьева и С.Л.Франка, Выготского и Бахтина...
Католическая Церковь повсеместно снискала славу хранительницы культурных ценностей. В большинстве стран переводчики католических богослужебных текстов стремятся не снижать литературного уровня своего языка, тем более что латинский оригинал зачастую также отличается высокими художественными достоинствами. И на фоне названных имен представляется совершенно диким звучание такой нелепицы, как "я много согрешил"... Выражение "равно на пользу нашу и всей Церкви Твоей Святой", точно передающее оригинал и грамматически вполне корректное, в контексте богослужения, тем не менее, ощущается как неуместный канцеляризм, резко диссонирующий с предшествующим текстом.
Странно и огорчительно, что в наших общинах именно те места чина Мессы, откуда приведены эти примеры (Обряд покаяния и ответ на "Молитесь, братья и сестры"), самым упорным образом произносятся по-старому.
Еще одним любимым местом "консерваторов" являются слова "доколе Ты придешь" после Тайноустановительных слов. Возможно, они точнее соответствуют и оригиналу, и Синодальному переводу исходного текста св. апостола Павла, однако Литургическая комиссия остановилась на варианте "ожидая пришествия Твоего", поскольку, без ущерба для смысла, он лучше сочетается с предшествующим текстом ритмически и оказывается более удобным для произнесения народом (слаженно произнести хором ритмически неоднородные строки довольно трудно).
Мне кажется, что основная причина существующего разнобоя на Мессах кроется в пассивности и безразличии пастырей. Далеко не все они объявили с амвонов о необходимости пользоваться новым переводом, а было очень важно это сделать, и не один раз. Думаю, если после каждого случая, когда прозвучит старый текст, священник в конце Мессы напомнит о принципе единообразия и настойчиво потребует его соблюдения, то очень скоро конфликт будет исчерпан. Пастырям и их помощникам из числа мирян следует также позаботиться о том, чтобы у всех прихожан был новый текст Мессы, а самых бедных обеспечить молитвенниками за счет общины.
В заключение хотелось бы успокоить всех, кто по-прежнему недоволен новым переводом чина Мессы, как и входящими в обиход переводами частных последований, а также других богослужебных текстов. Ни один перевод не должен считаться окончательным. В западных странах, где основные труды по переводу литургических текстов давно завершены, многое в богослужебных книгах совершенствуется или даже полностью пересматривается (как, например, английский). Такова же, вероятно, дальнейшая участь русского перевода. Признаюсь, я не изменил своего отношения к неудачным, на мой взгляд, местам текста чина Мессы и с течением времени нахожу всё новые несовершенства. Не теряю надежды на то, что в будущем мне удастся повлиять на их изменение. Надеюсь, что со временем к делу русского перевода католического богослужения подключатся новые люди, сочетающие в себе высокий профессионализм, остроту ума и свежесть подхода.
Хотелось бы также напомнить всем российским католикам, что они имеют возможность внести свою лепту в это непростое дело. Будет приветствоваться всякая обоснованная и конструктивная критика. Любые пожелания и предложения по улучшению используемых на сей день русских переводов богослужебных текстов можно направлять в Литургическую комиссию по адресу: 123557, Москва, Ср.Тишинский пер., д.10, кв.2. Кроме того, критические соображения можно посылать в редакцию "Света Евангелия", что позволит продолжить дискуссию на страницах этой газеты.
"СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ", № 2 (153), 11 января 1998 г.