Глубокоуважаемый господин Редактор!
Благодарю Вас за исправление технической погрешности и восстановление подписи под репликой «Между нами, филологами», помещенной в № 31 СЕ в ответ на мою реплику из № 30 «"Католицизм" и "Христианизм" или все-таки Католичество и Христианство?».
Было бы недостойно отвечать анониму, а вот способной журналистке Т. Томаевой отвечаю охотно.
Прежде всего, я совершенно согласен с Т. Томаевой, что словечко «католицизм» пустили в ход гораздо раньше советских партагитаторов: подобные умельцы завелись на Руси не с двадцатого века. Другое дело, что подхватили и распространили его имено партагитаторы, и никогда ни один партагитатор иначе не скажет, что, по-моему, само по себе достаточно наглядно (см. на книжной полке в Вашем издательстве словарь «Католицизм», М., «Политиздат»).
Какое из двух слов, «католицизм» или же «католичество», было более употребительным, навскидку, может, и не определишь, а вот идеологические мотивы употреблявших явственно проглядывают даже из приведенного самой Т. Томаевой примера: Василий Васильевич Розанов, в отличие от Карсавина, никаких особо теплых чувств к католичеству не испытывал, потому и не стеснялся величать его каким угодно «-измом»; при случае, кстати, автор, предложивший нам вместо «Евразии» называться «Азиопой», мог бы влепить и «православизм» по соседнему адресу, перо бы не дрогнуло... Но у нас-то речь о тех, кто католичество любит, а не просто грамматически корректен! Ведь и сама Т. Томаева в «католицизм» смыкаться не соглашается, но пишет: «Простите, но мы все вместе - не "католицизм", а Церковь». Так оно и есть, но если так, о чем же спор? - Непонятно.
И что мне уж вовсе непонятно, так это при чем тут другие языки, которые «ничего, кроме "католицизма", не знают - и живут ведь как-то люди...» Французам, вероятно, в условиях отсутствия русских суффиксов помогает жить знание множества других вещей, которые нам и не снились или же только-только начинают сниться, а с другой стороны, ближайшие к нам белорусы со спокойной душой говорят и пишут «Акно» и «кАрова», и что же, нас это к чему-нибудь обязывает? Или от чего-нибудь освобождает?..
Понятно, когда такого рода тонкости остаются вне поля внимания большей части нашего духовенства, для которого русский язык в целом не родной, - а следом, соответственно, и мирян; но от человека, для которого родная словесность является профессией и даже - судя по другим текстам Т. Томаевой - призванием, хочется ожидать большей чуткости и восприимчивости именно к тонкостям. «Филолог» это ведь по-русски «словолюб»...
о. Анри Мартен, филолог
СВЕТ ЕВАНГЕЛИЯ
№ 34 (185), 20 сентября 1998 г.

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...