Лекция, прочитанная Апостольским протонотарием Бернардо Антонини на "Библейских курсах" в Москве в 2001 г.
Сегодня мы будем говорить о жизни и деятельности св. Павла, о его Посланиях (их составе, особенностях, причинах появления, содержании и толковании). Для начала вспомним, что Послания ап. Павла входят в число дидактических книг Нового Завета; посланий 14 (хотя не все они были написаны им самим): к Римлянам, первое и второе к Коринфянам, к Галатам, к Ефесянам, к Филиппийцам, к Колоссянам, первое и второе к Фессалоникийцам, первое и второе к Тимофею, к Титу, к Филимону, к Евреям.Зададим себе вопросы: «Какова личность Павла?», «Какие события вызвали к жизни эти послания?», «Каково их значение?»
Попытаемся, с Божией помощью, вкратце дать ответы на эти вопросы.
Жизнь апостола
Святой Павел известен нам лучше, чем кто-либо из создателей Нового Завета, благодаря Деяниям Апостолов и написанным им Посланиям. Речь идет о двух независимых друг от друга источниках, подтверждающих и дополняющих один другой (хотя по ряду деталей между ними имеются расхождения). Так как изложенные здесь события происходили одновременно с достоверными историческими фактами - в первую очередь имеется в виду проконсульство Галлиона в Коринфе (Деян 18,12) и правление Феста вслед за отстранением Феликса (Деян 24,27 - 25,1), представляется возможным датировать некоторые из них и установить относительно точную хронологию жизни апостола.Он родился в Тарсе Киликийском (Деян 9,11; 21,39; 22,3) около 10 г. н.э. в иудейской семье, принадлежавшей к колену Вениаминову (9 Рим 11,1; Флп 3,5); он также являлся гражданином Рима (Деян 16,37 сл.; 22,25-28; 23,27). В молодые годы Павел учился в Иерусалиме у Гамалиила и получил глубокое религиозное образование в соответствии с традициями фарисеев (Деян 22,3; 26,5 сл.; Гал 1,14; Флп 3,5). Поначалу он жестоко преследовал недавно возникшую христианскую Церковь (Деян 22,4 сл.; 26,9-12; Гал 1,13; Флп 3,6).
Павел был причастен к убийству Стефана (Деян 7,58; 22,20; 26,10). Но вслед за этим он резко изменил свои воззрения; произошло это на пути в Дамаск вследствие чудесного явления воскресшего Христа, разъяснившего ему истинность христианской веры и суть его предназначения - проповедовать среди язычников (Деян 9,3-19; Гал 1,12.15 сл.; Еф 3,2 сл.).
Начиная с этого момента - приблизительно с 36 года - он посвящает всю свою деятельность служению Богу, который "достиг" Павла (Флп 3,12). После пребывания в Аравии и возвращения в Дамаск (Гал 1,17), где Павел уже ведет проповедническую деятельность (Деян 9,20), примерно в 39 году он прибывает в Иерусалим (Гал 1,20; Деян 9,26-30), затем отбывает в Сирию и Киликию (Гал 1,21; Деян 9,30). Оттуда он вместе с Варнавой отправляется в Антиохию, где оба проповедуют (Деян 11,25 сл.; см. ранее 9,27).
Первое апостольское путешествие Павла (между 45 и 49 годами) связано с проповедованием Благой Вести на Кипре, в Панфилии, Писидии и Ликаонии (Деян 13-14). Тогда же, согласно Луке, он принимает греческое имя Павел и отказывается от еврейского Савл (Деян 13,9); он уже превосходит Варнаву в мастерстве проповеди (Деян 14,12).
Четырнадцать лет спустя после своего обращения (Гал 2,1), в 49 году, Павел прибывает в Иерусалим для участия в Апостольском соборе; здесь выдвигается и принимается - частично под его влиянием - предложение не считать обращенных в христианство язычников обязанными следовать закону Моисееву (Деян 15; Гал 2,3-6). Тогда же миссия Павла, направленная на проповедь среди язычников, получает официальное признание (Гал 2,7-9) и он отправляется в новые апостольские путешествия. Второе (Деян 15,36 - 18,22) и третье (Деян 18,23 - 21,17) путешествия приходятся соответственно на 50-52 и 53-58 годы.
В 58 году Павел арестован в Иерусалиме (Деян 21,27 - 23,35) и содержится в тюрьме в Кесарии Палестинской вплоть до осени 60 года (Деян 24,1 - 26,32), когда прокуратор Фест отправляет его под конвоем в Рим (Деян 27,1 - 28,16), где Павел остается на протяжении двух лет (Деян 28,30), с 61 по 63 год. Судебный процесс завершается оправдательным приговором: Павел отпущен на свободу. Возможно, что в это время, в соответствии со своим желанием, он отправился в Испанию (Рим 15,24.28). С другой стороны, из пастырских посланий следует, что Павел снова побывал на Востоке. Новое пребывание в римской тюрьме завершается мученической смертью Павла, подтверждаемой древнейшей традицией. Произошло это, по-видимому, в 67 году.
Послания
Послания апостола Павла (как и Деяния Апостолов) представляют нам его впечатляющий образ: Павел - страстная, пылкая натура, всецело предающая себя беззаветному служению идеалу. Идеал этот носит преимущественно религиозный характер. Для Павла Бог есть все, и он служит Ему с кристальной неподкупностью; поначалу он преследует тех, кого считает еретиками (1 Тим 1,13); затем, уяснив при помощи откровения, что спасение в одном лишь Христе, начинает проповедовать Его.Беспредельное рвение Павла наложило отпечаток на всю жизнь Апостола, преисполненную самоотвержения во имя Христа. Непосильный труд, муки и страдания, лишения и смертельные опасности (1 Кор 4,9-13; 2 Кор 4,8 сл.; 6,4-10; 11,23-27) - ничто не является для него препятствием с той поры, как он исполняет свое призвание, за которое ощущает себя ответственным (1 Кор 9,16 сл.). Ничто не в состоянии отвернуть его от любви к Богу и Христу (Рим 8,35-39), а все невзгоды видятся ему как огромная ценность, ибо так он может приобщиться к страданиям и распятию Христа (2 Кор 4,10 сл.; Флп 3,10 сл.).
Благодаря ощущению собственной богоизбранности, Павел преисполняется безмерного величия. Намереваясь заботиться обо всех церквах (2 Кор 11,28; см. Кол 1,24), заявляя, что он более всех потрудился (1 Кор 15,10; см. 2 Кор 11,5), призывая паству подражать ему (2 Фес 3,7), он выказывает не гордыню, но законную и преисполненную смирения гордость святого: он полагает себя наименьшим из всех - ибо преследовал христиан (1 Кор 15,9; Еф 3,8) - и связывает совершенные при его посредстве великие деяния исключительно с благодатью Божией (1 Кор 15,10; 2 Кор 4,7; Флп 4,13; Кол 1,29; Еф 3,7).
Горячность его сердца ясно выражается в его чувствах по отношению к пастве. Преисполненный безграничного доверия к Филиппийцам (Флп 1,7 сл.; 4,10-20), волнения и нежности к Ефесянам (Деян 20,17-38), Павел содрогается от презрения, когда Галаты собираются предать веру (Гал 1,6; 3,1-3) и испытывает боль и смятение перед лицом заносчивого непостоянства Коринфян (2 Кор 12,11 - 13,10).
Порицая усомнившихся, Павел прибегает подчас к иронии (1 Кор 4,8; 2 Кор 11,7; 12,13), к резким упрекам (Гал 3,1-3; 4,11; 1 Кор 3,1-3; 5,1-2; 6,5; 11,17-22; 2 Кор 11,3 сл.). Но все это лишь во имя их же блага (2 Кор 7,8-13). Он умеет внезапно умерить критику нотами нежности и сострадания (2 Кор 11,1-2; 12,14 сл.); не он ли их истинный отец (1 Кор 4,14 сл.; 2 Кор 6,13; ср. 1 Фес 2,11; Флп 10) и мать (1 Фес 2,7; Гал 4.19)? Так восстанавливаются существовавшие ранее добрые узы (Гал 4,12-20; 2 Кор 7,11-13).
В самом деле, Павел гневается не столько на свою паству, сколько на своих врагов, которые пытаются обольстить верующих: на сопротивляющихся его проповеди иудеев (Деян 13,45.50; 14,2.19; 17,5.13; 18,6; 19,9; 21,27) или же на иудео-христиан, стремящихся подчинить обращенных им гнету закона (Гал 1,7; 2,4; 6,12 сл.). С подобными Павел не церемонится (1 Фес 2,15 сл.; Гал 5,12; Флп 3,2). Их гордыне и плотским устремлениям он противопоставляет истинную духовную мощь, заключенную в его немощном теле (2 Кор 10,1 - 12,12) и явленную через его бескорыстие.
Предположение о том, что противники Павла являлись великими иерусалимскими апостолами, ничем не подтверждается; речь скорее идет об эклектически настроенных иудео-христианах, которые взывали к авторитету Петра (Кор 1,12) и Иакова (Гал 2,12), чтобы поколебать авторитет Павла. Действительно, Павел преисполнен уважения к истинным апостолам (Гал 1,18; 2,2), И хотя по одному вопросу Павел противостоит самому Петру (Гал 2,11-14), он умеет выказывать себя сговорчивым (Деян 21,18-26) и с рвением предается сбору милостыни в пользу иерусалимских нищих (Гал 2,10), видя в этом наилучший залог объединения обращенных из язычества с бывшими иудеями (2 Кор 8,14; 9,12-13; Рим 15,26 сл.).
Проповедь Павла - это прежде всего апостольская "керигма" (Деян 2,22), провозглашение распятого и воскресшего в соответствии с Писанием Христа (1 Кор 2,2; 15,3-4; Гал 3,1). Павла нельзя назвать в полной мере автором "его" благовествования; речь идет об общепринятой вере (Гал 1,6-9; 2,2; Кол 1,5-7), хотя и специально ориентированной на обращение язычников (Гал 1,16; 2,7-9) в русле провозглашенной в Антиохии установки на универсализм. Павел солидарен с апостольскими традициями, на которые он при случае ссылается (1 Кор 11,23-25); традициям этим он, безусловно, многим обязан.
По-видимому, Павел никогда не встречался с Христом при жизни Его (см. 2 Кор 5,16), однако ему известны Его наставления (1 Фес 4,15; 1 Кор 7,10 сл.; Деян 20,35), С другой стороны, он является непосредственным очевидцем Господа, и его неуязвимая убежденность покоится на личном опыте: Павел "видел" Христа в первый раз близ Дамаска (Деян 9,17; 22,14 сл.; 2б,1б; 1 Кор 9,1; 15,8) и в дальнейшем еще несколько раз (Деян 22,17-21). Ему были видения и откровения Господни (2 Кор 12,1- 4). Усвоенные Павлом традиции можно связать также с прямым общением с Господом (Гал 1,12; 1 Кор 11,23).
Подобные мистические феномены иногда связывают с экзальтированным болезненным темпераментом Павла; утверждение это совершенно безосновательно. Болезнь, которую он перенес в Галатии (Гал 4,13-15), скорее всего, была лишь приступом малярии, а "жало в плоть" (2 Кор 12,7) выражает, быть может, неистребимую враждебность к нему иудеев, братьев его "по плоти" (Рим 9,3).
Судя по скупым и невыразительным образам, к коим прибегает Павел, особой впечатлительностью он не отличался: состязания (1 Кор 9,24-27; Флп 3,12-14; 2 Тим 4,7 сл.), возделывание земли (1 Кор 3,6-8), строительство (1 Кор 3,10-17; Рим 15,20; Еф 2,20-22) - все эти мотивы Павел охотно соединяет и смешивает между собой (1 Кор 3,9; Кол 2,7; Еф 3,17; см. Кол 2,19; Еф 4,16).
Ему присуща определенная рассудочность. Пылкость сочетается у него с ясностью ума, рационализмом и требовательностью; изложение основ вероучения сообразуется при этом с потребностями аудитории. Именно в этой связи у Павла возникают блестящие теологические конструкции, где проблематика керигмы трактуется в зависимости от конкретных обстоятельств. Подчас Павел рассуждает как раввин, используя те экзегетические методы, которые он почерпнул из своего окружения и образования (напр., Гал 3,16; 4,21-31). Однако благодаря исключительной силе своего интеллекта он взрывает изнутри рамки традиции и различными способами (хотя и несколько устаревшими, с нашей точки зрения) доносит до нас существо учения.
Этот иудейский мыслитель обладает отличными познаниями в области греческой культуры, почерпнутыми, возможно, уже в детские годы в Тарсе. Сыграли свою роль и многократные контакты с греко-римским миром; указанное влияние ощущается как в стиле мышления Павла, так и в его языке и литературном стиле. При случае Павел цитирует классических авторов (1 Кор 15,33; Тит 1,12; Деян 17,28); безусловно, ему известна возникшая на основе стоицизма народная философия, и он пользуется некоторыми из ее положений (например, выход души из тела и ее движение к божественному миру (2 Кор 5,6-8; космическая "плерома" в Посланиях к Колоссянам и к Ефесянам) или же некоторыми формулировками (1 Кор 8,6; Рим 11,36; Еф 4,6).
Характерному для киников и стоиков жанру "диатрибы" он обязан четкостью аргументации, лаконизмом вопросов и ответов (Рим 3,1-9.27-31) и использованием риторических фигур прибавления (2 Кор 6,4-10). Когда же Павел использует пространные, перегруженные фразы, где мысли, словно волны, набегают одна на другую (Еф 1,3-14; Кол 1,9-20), источником его вдохновения вполне могла послужить религиозная литература эллинистического периода. Он бегло пишет на греческом языке, который являлся для него вторым родным языком (см. Деян 21,37-40), и лишь изредка прибегает к семитизмам. Естественно, речь идет о греческом языке того времени, т.е. изящном "койне", но без нарочитой архаизации. Павел презирает изысканное красноречие, к которому иногда прибегают люди, и считает свою силу убеждения всемерно связанной со всесилием слова веры, укрепленного знамениями Духа Святого (1 Фес 1,5; 1 Кор 2,4 cл.; 2 Кор 11,6; Рим 15,18).
Подчас у Павла встречаются образцы косноязычия и недоговоренности (Кор 9,15); это означает, что язык не в состоянии облечь в слова мысль особой глубины или же эмоции особой силы. За редким исключением (Флм 19), он пишет в соответствии с древнейшей традицией и ограничивается приветствием в конце послания (2 Фес 3,17; 1 Кор 16,21; Кол 4,18). И хотя многие фрагменты явно показывают продуманную стилистическую отделку (напр., Кол 1,15-20), есть немало и таких пассажей, которые явно были записаны спонтанно, без последующей обработки. В целом, неукротимый стиль Павла поражает своей необычайной плотностью. Столь возвышенная мысль, отлитая в столь пламенную форму, создает для читателя немало трудностей (2 Петр 3,16); в то же время речь идет о текстах, по силе религиозного и литературного воздействия не имеющих себе равных в истории литературы.
Дошедшие до нас послания Павла писались "на случай", и об этом всегда следует помнить. Перед нами не религиозные трактаты, а освещение определенных житейских ситуаций. Это подлинные письма, соответствующие общепринятому в те времена жанровому канону (Рим 1,1). Нельзя сказать, что они носят сугубо приватный характер, но вместе с тем нельзя считать их чисто литературными "эпистолами". Речь идет о разработке определенных идей, адресованных Павлом конкретным лицам, а также и всем истинным христианам. Не имеет смысла искать здесь систематическое и исчерпывающее изложение философии Павла; надлежит расслышать в каждом из посланий живой голос, по отношению к которому в определенных пунктах данные послания становятся комментарием.
И все же значение посланий трудно переоценить, а их богатство и разнообразие позволяют нам уловить истинную суть учения Павла. Хотя послания составлялись в различных обстоятельствах и были адресованы разной аудитории, они содержат единую основополагающую доктрину, в центре которой смерть и воскресение Христа. Доктрина эта развивается и совершенствуется на протяжении всей жизни апостола. Иные ученые приписывали Павлу эклектизм, смену или переориентацию точки зрения в зависимости от обстоятельств; при этом он якобы не придавал своим высказываниям значения догматической истины, ибо пользовался ими ради завоевания сердец аудитории и обращения их ко Христу.
Подобной позиции противостоят приверженцы "статического" видения философии Павла, якобы не претерпевшей никаких изменений и четко определившейся уже в начале его пути. Истина же находится посередине: теологические воззрения Павла претерпели ряд последовательных изменений, суть которых определялась Духом, направлявшим апостольскую деятельность Павла. Итогом этой целенаправленной эволюции стало обретение истинной полноты, высшим выражением которой является Послание к Ефесянам. Этапы указанной эволюции будут определены нами на основании анализа отдельных писем, размещенных в хронологическом порядке. Он не совпадает с каноническим размещением посланий в Новом Завете, которого придерживаются все имеющиеся переводы (здесь размещение писем идет от более пространных к более коротким).
Первое по времени написания послание обращено к Фессалоникийцам, которым Павел проповедовал во время второго путешествия (Деян 17,1-10) летом 50 года. Вынужденный вследствие нападок со стороны иудеев отправиться в Верию, а оттуда в Афины и Коринф, Павел пишет Первое послание к Фессалоникийцам, возможно, именно из Коринфа зимой 50 года. Вместе с ним проповедуют Сила и Тимофей, и доставленные последним из второй поездки в Фессалоники добрые вести становятся для Павла поводом к излиянию своих чувств (1-3). За этим следуют практические наставления (4,1-12; 5,12-28), куда вкраплен ответ на вопрос о судьбе умерших и о воскресении Христа (4,13 - 5,11). Второе послание к Фессалоникийцам также, по всей вероятности, было написано в Коринфе. Наряду с новой подборкой практических наставлений (1; 2,13 - 3,15), оно содержит новые сведения по поводу Второго пришествия и тех знамений, которые должны ему предшествовать (2,1-12).
Поражает сходство Первого и Второго посланий к Фессалоникийцам. Надо полагать, что сам апостол, стремясь уточнить и усовершенствовать свое эсхатологическое учение, написал Второе послание, используя при этом отдельные формулировки Первого. Оба послания дополняют одно другое; историческая достоверность каждого из них подтверждается древнейшей церковной традицией.
Послания к Фессалоникийцам содержат "в зародыше" многие темы, в дальнейшем изложенные автором более подробно. Кроме того, особое значение имеет заключенное в них учение об эсхатологии. На этом раннем этапе его апостольского служения мысль Павла сконцентрирована на воскресении Христа и Его великом воцарении, которое должно принести спасение всем, кто верил в Него, в том числе и усопшим (1 Фес 4,13-18). Великое возвращение Иисуса описано Павлом в русле традиций иудейских апокалиптических сочинений и раннехристианских памятников (эсхатологические пассажи в синоптических Евангелиях, особенно у Матфея).
Следуя наставлениям Иисуса, он настаивает теперь на неминуемом и непредсказуемом характере Второго пришествия, что требует от верующих бдительности (1 Фес 5,1-11). Павел намекает даже, что он и его читатели еще при жизни узрят Иисуса (1 Фес 4,17); он успокаивает своих последователей, смущенных подобной перспективой, и напоминает им, что день тот еще не настал и что ему должны предшествовать различные знамения (2 Фес 2,1-12). Однако подобные рассуждения Павла не кажутся нам столь же ясными, какими они должны были представляться его первым читателям. Складывается впечатление, что Павел видит в Антихристе некое лицо, которое должно явиться лишь в конце времен. Что же касается препятствия, "что не допускает открыться ему в свое время" (2 Фес 2,6), то одни комментаторы усматривают здесь намек на Римскую империю, другие - на проповедование Благовестия.
Одновременно с составлением этих посланий Павел проповедовал в Коринфе (Деян 18,1-18) с конца 50 до середины 52 года. Следуя своему обычаю проповедовать в крупных городах, он стремился к тому, чтобы вера во Христа укоренилась и в этом важном густонаселенном порту, а оттуда распространилась бы по всей Ахайе (2 Кор 1,1; 9,2). Павлу удалось осуществить свое намерение и основать здесь мощную общину. Между тем Коринф являлся центром греческой культуры, где сталкивались сильно разнящиеся между собой философские и религиозные веяния, а распущенность нравов сделала город печально знаменитым. Взаимодействие христианской веры с этой столицей язычества неизбежно создавало для неофитов множество нелегких проблем. В обращенных к Коринфянам посланиях апостол пытается разрешить эти проблемы.
Происхождение посланий к Коринфянам достаточно ясно, хотя имеются некоторые сомнительные пункты. Первое "доканоническое" послание (1 Кор 5,9-13), дата написания которого точно не известна, не сохранилось. Позднее, во время трехлетнего пребывания в Эфесе (54-57 гг.) в рамках третьего путешествия (Деян 19,1 - 20,1), ряд вопросов, заданных Павлу гостями из Коринфа (1 Кор 16,17), а также сведения, полученные от Аполлоса (Деян 18,27 сл.; 1 Кор 16,12) и от "домашних Хлоиных" (1 Кор 1,11), заставили апостола написать еще одно послание. Это и есть каноническое Первое послание к Коринфянам, созданное к празднику Пасхи 57 года (1 Кор 5,7 сл.; 16,5-9 ср. с Деян 19,21). Вскоре, вероятно, в Коринфе произошли беспорядки, что заставило Павла совершить краткое и нелегкое путешествие в этот город (2 Кор 1,23 - 2,1; 12,14; 13,1-2), во время которого Павел обещал вскоре вернуться и остаться в Коринфе подольше (2 Кор 1,15-16).
Но тут произошли новые события, в ходе которых, по-видимому, был нанесен ущерб авторитету Павла оскорблением его посланника (2 Кор 2,5-10; 7,12). В итоге посещение Коринфа не состоялось; вместо этого Павел отправил туда строгое, написанное "со многими слезами" (2 Кор 2,3 сл.) послание, которое произвело спасительное действие (2 Кор 7,8-13). В Македонии, покинув Эфес из-за серьезных беспорядков (1 Кор 15,32; 2 Кор 1,8-10; Деян 19,23-40), Павел узнает от Тита о счастливом исходе событий в Коринфе (2 Кор 1,12 сл.; 7,5-1б) и пишет Второе послание к Коринфянам (конец 57 года). В дальнейшем Павел, возможно, еще раз побывал в Коринфе (Деян 20,1 сл.; см. 2 Кор 9,5; 12,14; 13,1-10) проездом в Иерусалим, где и был арестован.
Надо сказать, что некоторые фрагменты Второго послания (2 Кор 6,14 - 7,1; 2 Кор 10-13) в определенной степени выбиваются из контекста. 2 Кор 7,2 являет собой продолжение 6,13, фрагмент же 6,14 - 7,1 явно производит впечатление интерполяции; впечатление это усугубляется сходством фрагмента с сочинениями ессеев из числа найденных в Кумране. С другой стороны, главы 10-13 поражают резкостью тона, и это после окрашенных нежностью и сочувствием первых глав послания! Наконец, 9,1 контрастирует с гл.8 и заставляет думать, что речь идет о двух различных записках. Все это не означает, будто различные фрагменты посланий принадлежат различным авторам, однако весьма вероятно, что все они разного происхождения и были объединены уже впоследствии, когда составлялся корпус сочинений апостола.
Послания к Коринфянам содержат ценные сведения о душе Павла и о его взаимоотношениях с неофитами. Не меньшую ценность они представляют с точки зрения изложения доктрины апостола. Здесь содержатся - главным образом, в Первом послании - многообразные узловые проблемы раннего христианства. Это касается как уклада жизни общины: чистоты нравов (1 Кор 5,1-13; 6,12-20), брака и девственности (7,1-40), протекания религиозных собраний и празднования Евхаристии (11-12), пользования дарами (12,1 - 14,40); так и взаимоотношений с языческим миром: судов неверных над верующими (6,1-11), принесения яств в жертву идолам (8-10). Эпизоды, которые могли бы остаться частными случаями, относящимися к области моральных коллизий или организации богослужения, становятся благодаря гениальности Павла поводом к глубокому размышлению об истинной свободе в христианской жизни, об освящении тела, о первоочередном значении милосердия, об обращении ко Христу. Защита своего апостольского призвания (2 Кор 10-13) навевает Павлу ряд страниц о величии апостольского служения (2 Кор 2,12 - 6,10), а вполне конкретный сюжет - подаяние (2 Кор 8-9) - рассмотрен под углом зрения союза между церквами.
В посланиях неизменно присутствует эсхатологическая перспектива, подводя все изложение к теме воскресения плоти (1 Кор 15). В то же время содержащиеся в посланиях к Фессалоникийцам апокалиптические описания становятся поводом к более рационализированному обсуждению этой проблемы, итогом которого становится обоснование спасения (что не удавалось греческим мыслителям). Приведение Благой Вести в соответствие с новой реальностью, к которой она и обращена, выражается главным образом в противопоставлении искупительной силы Распятия и эллинистической мудрости. Жителям Коринфа, разделившимся между собой в зависимости от своих учителей и их человеческих способностей, Павел напоминает, что существует лишь один учитель - Христос; одна только Весть - спасение через распятие; в этом и заключена единая и истинная мудрость (1 Кор 1,10 - 4,13). Таким образом, объективный ход вещей - с учетом эсхатологической перспективы - подводит Павла к акцентированию земной жизни христианина как союза с Христом через истинное познание верой. Павлу представится еще возможность углубить идеал жизни, дарованной через веру, на сей раз в связи с иудеями, по поводу галатских событий.
Послания к Галатам и к Римлянам следует рассматривать как единое целое, поскольку они сосредоточены вокруг одной и той же проблематики. При этом если в первом послании запечатлена первая реакция Павла на вполне конкретную ситуацию, то второе представляет собой более уравновешенное и подробное изложение вопроса, где вызванные к жизни полемикой концепции обретают упорядоченность. Указанная тесная связь между посланиями является одной из причин, в силу которых не представляется возможным датировать Послание к Галатам ранним этапом деятельности Павла (еще до Иерусалимского собора). Второе путешествие из Гал 2,1-10 может быть идентифицировано с третьим путешествием из Деян 15 - сходных моментов здесь весьма много. Результаты второго путешествия (Деян 11,30; 12,25) оказались столь незначительны, что Павел вообще не стал упоминать о нем в развернутой в Послании к Галатам аргументации, разве что упомянутого путешествия вообще не существовало в природе, и речь идет всего лишь о литературном варианте, написанном Лукой (см. Деяния, введение и 11,30).
Таким образом, Послание к Галатам было написано значительно позднее Иерусалимского собора. Если Павел не говорит здесь ни слова об указе, фигурирующем в Деян 15,20-29 (ср. Гал 2,6), то это объясняется тем, что указ этот, скорее всего, относится к более позднему периоду (см. Деян 15,1). Именно данным обстоятельством можно было бы объяснить и поведение Петра, коего Павел порицает в Гал 2,11-14. И действительно, адресат послания - жители "галатской" области, в которой Павел побывал во время второго и третьего путешествий; послание могло быть написано около 57 года и отправлено либо из Эфеса, либо из Македонии (Деян 16,6; 18,23).
Послание к Римлянам было написано, скорее всего, ненамного позже. Павел в это время находится в Коринфе (зима 57/58 года) и намеревается ехать в Иерусалим, откуда надеется перебраться в Рим, а затем в Испанию (Рим 15,22-32; см. 1 Кор 16,3-6; Деян 19,21; 20,3). Однако Римская церковь была основана не Павлом, и у него имеются весьма скупые сведения о ней, почерпнутые, скорее всего, у таких персонажей, как Акила (Деян 18,2); содержащиеся в послании немногочисленные ссылки на эту церковь позволяют лишь представить себе общину, где не исключены трения между новообращенными язычниками и бывшими иудеями. Поэтому Павлу кажется уместным для подготовки своего прибытия в Рим направить туда через диакониссу Фиву (Рим 16,1) послание, где он излагает свое решение проблемы "иудаизм и христианство" - проблемы, ставшей актуальной под влиянием событий в Галатии. Дабы осуществить это намерение, Павел вновь возвращается к уже изложенным в Послании к Галатам идеям, однако излагает их в более упорядоченном и нюансированном виде.
Если Послание к Галатам можно уподобить исторгнутому из глубин сердца воплю, где апология своего призвания (1,11 - 2,21) уравновешивается изложением основ учения (3,1 - 4,31) и страстными призывами (5,1 - 6,18), то Послание к Римлянам представляет собой более гармоничное целое, в рамках которого отдельные эпизоды счастливо связываются между собой благодаря заранее объявленным и затем повторно разбираемым темам.
Историческая достоверность Послания к Римлянам - как и Посланий к Коринфянам и к Галатам - никем всерьез не подвергалась сомнению. Единственный вопрос, который в этой связи возникал, касался глав 15 и 16: не являются ли они позднейшими вставками? В последней, в частности, содержатся многочисленные приветствия, и не исключено, что в ее основу была положена записка, адресованная Ефесской церкви. Что же касается главы 15, то она ни в коем случае не может быть отторгнута от послания в целом (хотя в некоторых рукописях дело обстоит именно так). Приверженцы же сохранения в составе послания 16-й главы отмечают, что Павел мог быть знаком со многими братьями, вернувшимися в Рим после их изгнания Клавдием; поэтому-то он стремился акцентировать свою связь с Римской церковью, с которой он не был знаком лично. Что же касается доксологической проблематики (16,25-27), то некоторые особенности стиля соответствующих стихов еще не свидетельствуют об их чужеродности, хотя и наводят на мысль о более позднем их происхождении.
Если в посланиях к жителям Коринфа Христос - воплощение премудрости Божией - противопоставлен суетной мудрости земного мира, то Послания к Галатам и к Римлянам противопоставляют Христа - праведника Божия - принципу справедливости, которую люди якобы заслужили благодаря своим делам. Несомненная опасность таилась в первом случае в греческом мироощущении с его преисполненной гордыни верой в разум; здесь же источником опасности становится иудейское мироощущение с его преисполненным гордыни упованием на закон. Некоторые иудео-христиане доходили до того, что уверяли истинно верующих христиан Галатии, будто спасение без обрезания недостижимо (Гал 5,2 сл.), тем самым угнетая их необходимостью соблюдения закона. Павел энергично противится подобному движению вспять, которое могло бы сделать тщетными деяния Христа (Гал 5,4).
Не отрицая значения древнейшего уклада, Павел в то же время справедливо оценивает его как временный этап в рамках величественного проекта спасения (Гал 3,23-25). Сам по себе закон Моисеев добр и свят (Рим 7,12), благодаря ему люди узнали о воле Божией, однако им недостало внутренней силы для исполнения его; поэтому закон лишь внушил людям сознание собственной греховности и необходимости помощи со стороны Бога (Гал 3,19-22; Рим 3,20; 7,7-13). Однако дарование чистой благодати, некогда обещанное Аврааму еще до провозглашения закона (Гал 3,16-18; Рим 4), произойдет лишь в связи с Иисусом Христом: его смерть и воскресение привели к крушению древнего человечества, отягощенного первородным грехом Адамовым, и к становлению нового человечества, прообразом которого является Христос (Рим 5,12-21). Посредством веры соединившись с Христом и одухотворенный Духом Его, человек отныне наделяется безвозмездным оправданием и может жить по произволению Божию (Рим 8,1-4). Вера его безусловно должна претворяться в добрые дела, однако дела эти, совершаемые при поддержке Духа (Гал 5,22-25; Рим 8,5-13), нельзя приписывать закону, с которым иудеи связывали все свои надежды. Добрые дела могут творить все верующие, в том числе и бывшие язычники (Гал 3,6-9.14; Рим 4,11). Уклад Моисеев, сыграв роль подготовительного этапа, отошел в прошлое. Иудеи, намеревающиеся сохранить его, отныне оказываются за пределами истинного спасения. В то же время не вечно придется иудеям пренебрегать собственной богоизбранностью, ибо Бог верен Своим замыслам: некоторые из них - "малый остаток", предсказанный пророками, - обрели веру, другие же однажды будут обращены (Рим 9-11). И тогда истинные христиане, будь то в прошлом иудеи или язычники, смогут составить единое целое, творя милосердие и взаимопомощь (Рим 12,1 - 15,13).
Таковы основные идеи, лишь эскизно намеченные в Послании к Галатам и затем углубленные в Послании к Римлянам; они становятся поводом к созданию великолепных строк о греховном пути всего человечества (Рим 1,18 - 3,20) и внутренней борьбе, происходящей в каждом человеке (Рим 7,14-25), о безвозмездном спасении (Рим 3,24 и др.), о роли смерти и Воскресения Христа (Рим 4,24 сл.; 5,6-11), приобщиться к которым можно верой и крещением (Гал 3,26 сл.; 5,6-11). Павел обращается ко всем людям с призывом стать сынами Божиими (Гал 4, 1-7; Рим 8,14-17), пишет об исполненной безграничной премудрости любви Иисуса, праведного и верного Своему плану, на всех этапах направляющего дело спасения (Рим 3,21-26; 8,31-39). Павел вновь раскрывает перед читателем эсхатологическую перспективу: мы спасены в надежде нашей (Рим 5,1-11; 8,24). Однако, как и в Посланиях к Коринфянам, акцент в Послании к Римлянам сделан на протекании уже начавшегося спасения: Дух обетования уже снизошел на людей предварительно (Рим 8,23) и с той поры христианин живет во Христе (Рим 6,11), а Христос - в нем (Гал 2,20). В послании к Римлянам следует видеть одно из наиболее замечательных обобщений учения Павла. В то же время нельзя считать его исчерпывающим. Весьма пагубно выдергивать это послание из всего корпуса посланий апостола; следует, напротив, дополнять его другими посланиями, рассматривать его в рамках целого.
В Филиппах (центр Македонии) Павел проповедовал уже во время второго путешествия, в 50 году (Деян 16,12-40). Затем он еще дважды посетил этот город во время своего третьего путешествия, осенью 57 года (Деян 20,1-2) и на Пасху 58 года (Деян 20,3-6). Новообращенные им христиане выказали нежную привязанность к своему апостолу и направили ему в Салоники (Флп 4,16) и в Коринф (2 Кор 11,9) денежную помощь. Обращаясь к ним письменно, Павел в первую очередь благодарит их за новую помощь, которую он незадолго до того получил через их гонца Епафродита (Флп 4,10-20); с радостью принимая приношение, Павел выказывает по отношению к Филиппийцам беспримерную откровенность - ведь обычно он настаивает на бескорыстии своих действий. Послание написано, когда Павел находился "в узах" (Флп 1,7.12-17). Долгое время считалось, что речь идет о первом римском заключении. Однако частые и, видимо, необременительные сношения, которые Филиппийцы поддерживали тогда с ним и с находившимся при нем Епафродитом (2,25-30), трудно объяснить, если принять, что он находился в далеком Риме.
Если бы Павел действительно содержался тогда под стражей в Риме или в Кесарии Палестинской, еще одном известном нам месте заключения апостола, то возникает вопрос: почему отправка денег через Епафродита стала для Филиппийцев первой возможностью поддержать апостола после их щедрой помощи во время второго путешествия (4,10-16)? Ведь Павел во время третьего путешествия еще два раза побывал в Филиппах. Напротив, все получает свое объяснение, если Павел работал над посланием до упомянутых повторных посещений Филипп, т.е. в 56-57 годах в Эфесе, в то время, когда он намеревался после выхода на свободу отправиться в Македонию (ср. Флп 1,26; 2,19-24 и Деян 19,21 сл.; 20,1; 1 Кор 16,5). И в этом смысле упоминания о "претории" (Флп 1,13) и о "кесаревом доме" (4,22) не создают трудностей для комментаторов, т.к. представительства губернаторов имелись не только в Риме, но и в больших городах, в частности, в Эфесе. Отсутствие сведений о пребывании Павла в эфесской тюрьме не является для нас непредвиденным препятствием, поскольку Лука вообще сообщает крайне скупые сведения по поводу трехлетнего пребывания Павла в Эфесе, а сам Павел дает понять, что в этом городе он столкнулся со множеством невзгод (1 Кор 15,32; 2 Кор 1,8-10).
Если принять изложенную выше гипотезу, то Послание к Филиппийцам следует отделить от Посланий к Колоссянам, Ефесянам и Филимону и присоединить их к группе "Великих посланий", в частности, к Первому посланию к Коринфянам. Стиль и содержащиеся в каждом из этих посланий идеи не только не противоречат друг другу, но, напротив, чрезвычайно близки. Впрочем, в Послании к Филиппийцам не следует искать подробного изложения учения. Речь идет скорее о сердечном излиянии, об обмене новостями, о предупреждении относительно "злых делателей", что в иных городах подрывают итоги трудов апостола и с легкостью могут проникнуть в общину милых его сердцу Филиппийцев. Наконец - и в первую очередь - Послание к Филиппийцам представляет собой призыв к единству в нищете, и в этой связи Павел приводит чрезвычайно важный пассаж о смирении Христа (2,6-11): независимо от того, идет ли речь о цитате или же эти строки принадлежат самому Павлу, данный стихотворный гимн является ценнейшим свидетельством, относящимся к раннехристианской вере в божественное предсуществование Иисуса. Историческая достоверность Послания к Филиппийцам не вызывает сомнений. Предположение, не является ли оно монтажом написанных в разное время записок, - не более чем гипотеза.
Послания к Ефесянам, к Колоссянам и к Филимону несомненно однородны: в Кол 4,9 и Флм 10 упоминается один и тот же эпизод с Онисимом; в Кол 4,7 сл. и Еф 6,21 сл. фигурирует сподвижник Павла Тихик; в Кол 4,10-14 и Флм 23-24 - одни и те же его спутники; поражает стилистическая и доктринальная близость между Посланиями к Колоссянам и к Ефесянам. Павел все еще находится в тюрьме (Флм 1,9 сл.; 13,23; Кол 4,3.10.18; Еф 3,1; 4,1; 6,20), и на этот раз есть основания считать, что местом его заточения является Рим (61-63 годы) - скорее, нежели Кесария (иначе было бы трудно объяснить присутствие бок о бок с Павлом Марка и Онисима) или же Эфес, где спутником Павла, по-видимому, являлся Лука. Определенные изменения в стиле и эволюция учения Павла свидетельствуют о том, что между Посланиями к Колоссянам и к Ефесянам, с одной стороны, и "Великими Посланиями" (к Коринфянам, к Галатам, к Римлянам), с другой стороны, имеется временная дистанция. В этот-то промежуток времени и случился кризис.
От Колоссян, которым Павел сам не проповедовал (1,4; 2,1), к нему прибыл его помощник, Епафрас (1,7), чтобы сообщить Павлу тревожные сведения. Обеспокоенный сложившейся ситуацией, Павел направляет Колоссянам через Тихика послание. Однако под влиянием случившегося Павел глубоко переосмыслил учение, и так же, как в Послании к Римлянам он упорядочил впервые изложенные в Послании к Галатам мысли, так и в Послании к Ефесянам, над которым Павел работает почти одновременно с Посланием к Колоссянам, он излагает учение под новым углом зрения, только что разработанным им под влиянием указанной полемики. Вот этот великолепный синтез воззрений Павла и составляет суть Послания к Ефесянам. Впрочем, подобное наименование, не подтвержденное самим текстом (см. Еф 1,15; 3,2-4), может ввести читателя в заблуждение. И действительно, Павел обращается здесь не столько к эфесским верующим, которым он проповедовал на протяжении трех лет (Еф 1,15; 3,2-4), сколько к верующим вообще и конкретно – к общине из Ликийской долины, среди которых и было распространено это послание (Кол 4,16).
Независимые комментаторы подвергли сомнению историческую достоверность двух упомянутых посланий; тем не менее, в наши дни Послание к Колоссянам оценивается учеными весьма высоко, что абсолютно оправдано. Здесь встречаются ключевые идеи Павла, а некоторые новые аспекты доктрины всесторонне объясняются новой ситуацией, в рамках которой они были написаны. То же самое можно сказать и по поводу Послания к Ефесянам - между тем именно его аутентичность вызвала наибольшие сомнения.
Возвышенность и печать гения, характерные для этого послания, не позволяют считать его всего лишь творением ученика. Правда, пространный, многословный стиль Посланий к Колоссянам и к Ефесянам, подчас утяжеляющий текст, безусловно отличается от лаконичной нервной аргументации предшествующих посланий. Однако это всецело объясняется расширением мыслительных горизонтов. Кстати, у Павла как бы несколько различных стилей, и уже в 2 Кор 9,8-14 или в Рим 3,23-26 и далее встречаются образцы подобного созерцательного и почти литургического изложения мысли; в полной мере этот стиль развернут в Посланиях к Колоссянам и к Ефесянам. Единственное реальное затруднение для исследователя возникает в связи с тем, что во многих пассажах Послания к Ефесянам прилежно и подчас неуклюже воспроизводятся те или иные выражения из Послания к Колоссянам. Но ведь Павел не писал свои послания единолично, от первой до последней буквы, так что указанное обстоятельство легко объяснить участием ученика, проявившего большое рвение при редактировании текста послания.
Для Колосс опасность заключалась в философских спекуляциях на основе иудаизма (Кол 2,16), глубоко проникнутых эллинистическими воззрениями. В соответствии с этой доктриной первостепенную роль в мироздании играют небесные силы, управляющие движением космоса. Это ставило под сомнение приоритет Христа. Павел не стал ставить под сомнение деятельность упомянутых сил; он приравнивает их к ангелам из иудейской традиции (см. 2,15), но лишь затем, чтобы закрепить за ними их истинное место в рамках величественного плана спасения. Ангелы сыграли роль посредников и блюстителей закона. Ныне же эта роль отходит в прошлое. Установив новый мировой порядок, Христос-Кириос взял управление миром в свои руки. Торжество Его на небесах лишило небесные силы былых возможностей (2,15). Христос, уже и раньше довлевший всему сущему в силу первого творения, как Сын, воплотивший в себе образ Отца, отныне празднует окончательную победу над упомянутыми силами как возглавивший новое творение, в рамках которого он принимает на себя всю полноту бытия, бытия Бога и мира в Боге (1,13-20). Стряхнув с себя власть "стихий мира" (2,8.20) посредством присоединения к Господу и приобщения Его полноте (2.10), христиане не должны вновь предавать себя господству этих стихий и соблюдать устаревшие и ставшие бессмысленными обряды (2,16-23). Через Таинство крещения соединившись с умершим и воскресшим Христом (2,11-13), они становятся членами тела Его и обретают новую жизнь исключительно через Него, своего животворящего Господа (2,19).
На самом деле Павла, как и в других случаях, интересует прежде всего проблема христианского спасения, однако в интересах дискуссии ему пришлось уточнить космический характер деяний Иисуса. Наряду с ожидающим спасения человечеством в Его деяния включен и бескрайний космос. В этой связи Павел развивает тему "тела Христова", к которой ему уже приходилось обращаться ранее (1 Кор 12,12); однако в данном случае Павел делает особый акцент на значение Христа как главы мира. Отсюда и экстраполяция спасения на вселенную в целом; отсюда и расширение горизонта, позволяющее представить Христа победителем сил небесных (Церковь же созидает себя как коллективная, устремленная к Нему община); отсюда, наконец, и особый акцент на уже свершившейся эсхатологии (см. Еф 2.6).
Сходная проблематика рассматривается и в Послании к Ефесянам. Но поскольку усилия Павла-полемиста по "отведению" небесным силам их надлежащего места уже принесли свои плоды (Еф 1,20-22), то взор апостола перемещается на Церковь, Тело Христово, Которое есть "полнота Наполняющего все во всем" (1,23). В этих величественных строчках, которые как бы составляют кульминацию произведения, Павел вновь обращается ко многим известным из античности мотивам, чтобы упорядочить их в рамках беспрецедентно широкого обобщения. Павел по-новому осмысливает проблематику Послания к Римлянам - еще одной вершины его творчества на более раннем этапе его духовной эволюции. Причем апостол не ограничивается воспроизведением (в сжатом виде) содержащихся в Послании к Римлянам раздумий о греховном пути человечества и безвозмездном спасении во Христе (2,1-10); он также заново рассматривает тревожившую его в те времена проблему иудеев и язычников (Рим 9-11).
На этот раз соответствующая проблематика озарена ясным светом эсхатологии, осуществившейся во Христе прославленном: отныне все народы предстают как единое целое, примиренные в рамках единого нового человеческого типа, устремленного в общем порыве к Богу-Отцу (Еф 2,11-22). Подобное вхождение язычников в спасение Израиля во Христе представляет собой великую "тайну" (1,9; 3,3 - 6,9; 6,19; Кол 1,27; 2,2; 4;3), созерцание которой сообщает творениям Павла - к концу его жизни - неподражаемые акценты. Речь заходит о безграничной премудрости Божией, специально разъясняемой апостолом (3,9 сл.; Кол 2,3); о непостижимом милосердии Господа, являющем себя в этой тайне (Еф 3,18 сл.); о совершенно безвозмездном избрании его, Павла, ставшего служителем Иисуса (3,2-8). Этот план спасения разворачивается поэтапно, в соответствии со всеобщим Божиим планом спасения (1,3-14); итог его - соединение Христа со спасенным человечеством, Церковью (5,23-32).
Одновременно с Посланиями к Колоссянам и к Ефесянам было написано короткое Послание к Филимону. Здесь Павел сообщает обращенному им христианину из Колосс (см. 19), что возвращает ему беглого раба Онисима, также принявшего веру в Христа от апостола (см. 10). Значение этой подписанной автором записки (см. 19) в том, что она проливает свет на особенности душевного склада Павла с его нежным сердцем; наряду с этим записка подтверждает решение Павлом проблемы рабовладения (Рим 6,15): если при переходе хозяина и раба в христианство традиционная система социальных отношений сохраняется, все же и тот и другой должны отныне жить как братья на службе единого Господа (см. 16; ср. Кол 3,22 - 4,1).
Послания к Тимофею и к Титу тесно связаны между собой и по содержанию, и по форме, и с точки зрения исторического контекста. Два из них, по-видимому, были написаны из Македонии: одно адресовано находящемуся в Эфесе Тимофею (1 Тим 1,3), где Павел надеется вскоре с ним встретиться (3,14; 4,13), и другое послание к Титу, которого Павел оставил на Крите (Тит 1,5). Апостол намеревается провести зиму в Никополе (Эпир), где Тит должен с ним встретиться (Тит 3,12). Павел пишет Второе послание к Тимофею из римской тюрьмы (1,8.16 сл.; 2,9); перед тем он побывал в Троаде (4,13) и Милете (4,20). Положение его незавидное (4,16), он чувствует приближение конца (4,6-8.18), остро переживает свое одиночество и просит Тимофея прибыть к нему как можно скорее (4,9-16.21). Подобные обстоятельства не соответствуют ни римскому заключению 61-63 годов, ни предшествующему путешествию. Многие критики пришли к выводу, что эти послания были написаны другим лицом: некий эпигон якобы с помощью ряда аллюзий придал видимость исторической достоверности посланиям, которые он стремился увековечить именем апостола. Однако в подобной гипотезе нет никакой необходимости. Ничто не свидетельствует в пользу того, что Павел погиб во время первого своего заключения; напротив, из Деян 28,30 следует, что он был освобожден. Поэтому и могли иметь место последующие путешествия: первое, вероятно, в Испанию, в соответствии с его замыслом (Рим 15,24.28), а последующее на Восток, также соответственно высказанному им пожеланию (Флм 22). Вполне логично отнести Первое послание к Тимофею и Послание к Титу к периоду около 65 года, когда Павел совершал путешествие через Крит, Малую Азию, Македонию и Грецию. Контекст написания Второго послания к Тимофею - новое заключение, которое на сей раз должно было закончиться трагически. Это послание представляет собой своего рода духовное завещание Павла и написано незадолго до его смерти в 67 году.
Упомянутые послания, обращенные к двум наиболее прилежным ученикам апостола (Деян 16,1; 2 Кор 2,13), содержат указания относительно организации и жизненного уклада христианских общин, доверенных Павлом ученикам. Начиная с XVIII века, послания эти именуются "пастырскими"; они запечатлели такую стадию церковной эволюции, которая вполне вероятно могла иметь место в конце жизни Павла. Титул "епископ" представлялся тогда еще практически как синоним титула "пресвитер" (Тит 1,5-7), как это было на заре христианства (Деян 20,17.28), в соответствии с древнейшим наименованием, имевшим хождение в общинах, во главе которых стояли сходы старейшин (Тит 1,5). Понимание "епископства" монархов, которое мы встречаем затем у Игнатия Антиохийского, исподволь пробивает себе дорогу: посланники Павла Тимофей и Тит, хотя и возглавляют несколько общин и не связаны ни с какой из них особыми узами, все же воплощают в себе авторитет апостольского служения. Апостольская власть, в случае физической кончины кого-то из них, готова немедленно назначить нового главу общины. Вскоре же в каждой из общин станут назначать главу пресвитерского совета - епископа.
Таким образом, запечатленная в посланиях промежуточная стадия организации церковной жизни - важное доказательство их исторической достоверности. Епископы-пресвитеры не просто распоряжаются церковным добром, преходящим по своему значению, но также и в первую очередь призваны наставлять и управлять (1 Тим 3,2.5; 5,17; Тит 1,7.9): по существу, они являются предтечами будущих епископов и священников. Настойчивые призывы автора посланий придерживаться "здравого учения" (1 Тим 1,10 и др.), хранить "залог" веры (1 Тим 6,20; 2 Тим 1,14), вполне объяснимы в устах ожидающего собственной смерти апостола, предостерегающего молодых своих учеников от опасных спекуляций. В самом деле, Павел отмечает характерное для иных общин непомерное увлечение всякого рода нововведениями, что ведет "к кораблекрушению в вере" (1 Тим 1,19): все эти "праздные вопросы" (1 Тим 6,4), все эти "пустословия", "басни и родословия бесконечные" (1 Тим 1,4), "басни Иудейские" (Тит 1,14), "споры о законе" (Тит 3,9), к которым присовокупляются требования строгой аскезы (1 Тим 4.3), - все это, скорее всего, последствия того эллинизированного и синкретического иудаизма, которому Павлу уже довелось противостоять во время беспорядков в Колоссах.
Что же касается языка, то в Посланиях к Тимофею и к Титу он действительно выглядит нехарактерным для Павла. Плавный и мерный стиль контрастирует с пылкостью и перегруженностью языка более ранних посланий. Расхождения есть и в самой лексике. Преклонный возраст апостола и его положение узника могут, по мнению некоторых комментаторов, объяснить указанные литературные особенности. Но ведь временной диапазон между этими посланиями и Посланиями к Колоссянам и к Ефесянам составляет не более четырех - пяти лет; кроме того, при составлении Первого послания к Тимофею и Послания к Титу Павел находится на свободе. С другой стороны, все попытки освободить аутентичный текст этих посланий от позднейших наслоений так и не принесли удовлетворительного результата, так что остается предположить, что, как и в случае с Посланием к Ефесянам и даже в еще большей степени, здесь имело место вмешательство ученика. Он мог исполнять обязанности переписчика, а в данном случае учитель предоставит ему большую свободу, чем обычно. В те времена подле Павла находился Лука (2 Тим 4,10), так что возникло предположение, что между его стилем и стилем проповеднических посланий имеется немало общего.
В отличие от всех предшествующих посланий, Послание к Евреям уже со времен античности подвергалось сомнению с точки зрения его аутентичности. Хотя принадлежность его новозаветному канону оспаривалась редко, Восточная Церковь вплоть до IV века отказывалась считать его автором Павла; Западная же Церковь приняла эту атрибуцию, но с определенными оговорками касательно литературной формы послания (Климент Александрийский, Ориген). И действительно, язык и стиль Послания к Евреям отмечены чистотой и элегантностью, которые вовсе не характерны для Павла. Необычны и приемы цитирования Ветхого Завета и аллюзии на него. Отсутствует адресат и преамбула, с которых Павел обычно начинает послания. Что же касается самого учения, то оно, хотя и содержит в себе безусловно свойственные Павлу акценты, с другой стороны, содержит так много принципиальных отличий от его доктрины, что послание не может быть впрямую приписано апостолу. Так что многие современные комментаторы как католической, так и некатолической ориентации склонны сегодня признать, что Павел не является в полном смысле слова автором данного послания в отличие от других; в то же время воздействие его взглядов здесь несомненно и безусловно достаточно для того, чтобы оправдать традиционное включение Послания к Евреям в корпус посланий апостола.
Когда речь заходит об установлении истинного автора послания, ученые расходятся во мнениях. Были предложены самые разные кандидатуры, включая Варнаву, Силу, Аристиона и др. Возможно, особенного внимания заслуживает в этой связи фигура Аполлоса, иудея родом из Александрии, которого Лука хвалит за красноречие, апостольское рвение и хорошее знание Писания (Деян 18,24-28). Все перечисленные добродетели дают о себе знать в Послании к Евреям наряду с языком и идеями, характерными для александрийской (филонианской) культуры, апологетикой ораторского искусства и, наконец, наряду с аргументацией, целиком основанной на интерпретации Ветхого Завета. Место и время написания послания, как и его адресат, не вполне ясны. Судя по всему, автор находится в Италии (13,24) и пишет до разграбления Иерусалима. И действительно, о богослужении в Храме он пишет как о сегодняшней реальности (8,4 сл.) и предостерегает читателей от попыток возобновить эту традицию; настаивая на преходящем значении иудейского культа, он ничего не говорит о бедствии 70 года, которое могло бы стать для него решающим аргументом. С другой стороны, автор несомненно пользуется материалом написанных из тюрьмы посланий, что позволяет отнести Послание к Евреям к периоду около 67 года, ибо в нем можно распознать отголоски грядущей иудейской войны - по настойчивым призывам автора сохранить несокрушимость веры (10,25 сл.) ощущается близость церковного кризиса.
Вполне оправданным представляется и название послания, даже если оно было предложено лишь во II веке. Действительно, автор предполагает, что читатели не только хорошо осведомлены о содержании Ветхого Завета, но и являются обращенными в христианство иудеями. Более того, настойчивые акценты на вопросах культа и богослужения заставляют думать, что автор обращается к священникам (см. Деян 6,7). Став христианами, они были вынуждены покинуть священный город и найти пристанище в других местах, возможно, в каком-то из городов побережья наподобие Кесарии или Антиохии. Однако изгнание переживается ими как тяжелое бремя; с ностальгическим чувством вспоминают они о былом блеске иудейского культа, служителями которого они некогда были; разочаровавшись в своей новой вере, еще не окрепшей и не до конца разъясненной, встревоженные преследованиями за эту веру, они возжелали вернуться к былому состоянию.
Именно от подобного отступничества и призвано предостеречь Послание к Евреям (10,19-39). Оно разворачивает перед устрашившимися преследований изгнанниками радужные перспективы - им обещана христианская жизнь, понятая как паломничество, путь к обетованному отдохновению, путешествие к небесной отчизне под водительством превосходящего Моисея Христа (3,1-6) в свете веры - надежды, что вела патриархов, иудеев Исхода и всех ветхозаветных святых (3,7 - 4,11; 11). Их ностальгии по былому священству и старому левитскому культу послание противопоставляет образ Христа, священника по чину Мелхиседека, превосходящему чин Аарона (4,14 - 5,10; 7), и Его единую и единственно действенную жертву, заменяющую собою все бесполезные приношения Ветхого Завета (8,1 - 10,18). Для обоснования всех этих положений автор доказывает непревзойденное величие этого главы и первосвященника, Иисуса Христа, воплотившегося Сына Божия, Царя вселенной и превосходящего даже ангелов (1-2). Теологические выкладки, подкрепленные экзегезисом, прерываются пылкими восхвалениями. Основные темы взаимопереплетаются с исключительной легкостью, превосходящей западную логику; способ использования текстов Писания подчас застает врасплох. Но именно в этом послании нам преподносится урок по типологии, уникальная иллюстрация к пониманию первыми христианами согласованности Ветхого и Нового Заветов и деяний Христовых в свете общего плана спасения. И это обстоятельство вкупе с ценнейшим обобщением наиболее значимых принципов вероучения делает это анонимное послание - над которым все еще витает дух Павла - одним из основополагающих документов новозаветного откровения.