№ 10 (407) 02.03.2003

Два года назад мы публиковали обширное интервью с нынешним юбиляром - священником конгрегации Миссионеров Святейшего Сердца о. Майклом Скрином ("Вера должна быть созидательной", "СЕ" №13 (315) 25 марта 2001 г., с.5). Сегодня, в день сорокалетия его священнического служения, мы также немного вспомнили биографию, перейдя затем к насущной для нашей Церкви проблеме призваний...

- Отец Майкл, где Вы родились, учились? Как осознали призвание к священству?
- Я родился в Ирландии в 1938 г. Мы жили на ферме, после войны было трудное время, бедное. До меня в нашей семье не было призваний к священству, тогда было трудно получить образование. Однако после окончания средней школы я в 18 лет смог поступить в конгрегацию Миссионеров Святейшего Сердца.
- Часто бывает, что молодой человек решает поступить в тот орден, с монахами которого он впервые познакомился, которые живут недалеко от его дома. Не из-за каких-то особенностей харизмы, а потому что они ближе всего. В этом случае было так?
- Когда я поступил, то немного знал об этой конгрегации и меня она привлекала. Новициат – как раз то время, когда ты знакомишься с харизмой конгрегации, понимаешь, будешь ли ты чувствовать себя как дома – и в жизни, и в служении конгрегации. Поэтому интенсивный год в новициате оказался для меня возможностью поразмышлять над жизнью, над тем, кем я хочу быть.
После изучения философии и богословия меня рукоположили. Это случилось 22 февраля 1963 г. в первую субботу Великого Поста, что само по себе необычно. Как правило, у нас в конгрегации рукополагают на Рождество, в конце года. Однако мой архиепископ был очень пожилым, а мы жили за много километров. Он боялся холода и гололеда, и сказал, что не приедет, пока погода не улучшится. Распогодилось только в феврале, и в конце месяца меня с моими однокурсниками рукоположили.
- Что больше всего Вам запомнилось за годы формации и обучения?
- Впечатления очень смешанные. Я начинал учебу до II Ватиканского Собора, потом у нас на глазах происходили перемены. Можно сказать, что в нашей учебе было оба элемента: мы начинали учиться при очень стабильной, "застывшей" Церкви, а заканчивали - в очень "динамичной". Например, в конце изучения современного богословия нам рекомендовали книгу богослова Бернхарда Геринга, которую считали новым подходом к моральной теологии. Мы изучали ее вместе со старым наследием.
- Расскажите, пожалуйста, о духовности Вашей конгрегации.
- Наш основатель – молодой французский священник. Официальный документ, признающий конгрегацию, был опубликован 8 декабря 1854 г., в день провозглашения Догмата о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии. Проблемы послереволюционной Франции – рационализм, оппозиция вере – требовали источника новой энергии для жизни Церкви. В это время активно развивается почитание Святейшего Сердца Иисуса. Движимый осознанием этого, он решил основать новую конгрегацию.
В настоящее время в конгрегации насчитывается 2400 монахов, работающих по всему миру. Мы занимаемся различной деятельностью, поскольку основатель с самого начала подчеркивал: неважно, чем мы занимаемся – мы всегда должны отвечать на насущные нужды поместной Церкви. Мы должны черпать вдохновение из любви Бога, чтобы спасать людей.
Основная и приоритетная сфера апостольства нашей конгрегации – евангелизация, "missio ad gentes", по выражению II Ватиканского Собора. Мы работаем в Африке, Южной и Центральной Америке, Азии (Филиппинах, Индонезии). У нас двадцать провинций и в некоторых из них приоритетное место занимает образование, например, в Австралии.
В моей родной, Ирландской провинции, огромное внимание уделяется пастырской работе. Например, работа в пастырских центрах, духовные упражнения, работа с больными и умирающими, в хосписе, служение людям, оказавшимся в кризисной ситуации. В Ирландии, США, Англии развито попечение о заключенных. Мы занимаемся и издательской деятельностью.
- Расскажите о Вашем первом назначении?
- После рукоположения я продолжал четыре года учиться в университете. После этого меня направили в Ливерпуль для экспериментальной работы - изучать современное состояние образования в Англии. Там я провел семь лет. После II Ватиканского Собора сложилась такая ситуация, что старые методы катехизации были неэффективны, люди с трудом воспринимали старый, "тридентский" Катехизис. Поэтому необходимо было проделать огромную работу, чтобы найти новые способы преподавания, накопить новые материалы. В этом и заключалась моя работа.
- Из Ирландии Вы попали в Англию. Каковы отношения между священниками-ирландцами и англичанами?
- Наша страна разделена в силу политических причин, от этого и проистекают проблемы. Однако большинство католических священников в Англии – ирландцы. Они, естественно, легко уживаются. Им легко общаться и с католиками-англичанами, и с бывшими ирландцами, т. е. потомками эмигрантов. Не было никаких трудностей.
Кроме того, англичане привыкли к священникам-ирландцам. Например, в Ливерпуле пятеро из семи наших священников были ирландцы. Многие думают, что между Англией и Ирландией существует огромная вражда, однако каждый год миллион англичан проводит отпуск в Ирландии, поскольку туризм – вторая по значению отрасль нашей индустрии и их всегда тепло принимают. Один мой брат женился на англичанке, это очень удачный брак.
Я думаю, что если бы удалось разрешить все политические вопросы, отношения между английским и ирландским народами были бы очень хорошими. Культурные различия не представляют собой проблему.
- По сравнению с другими европейскими государствами Ирландия богата призваниями к священству. Вы уже много лет работаете в России, исходя из своего опыта, скажите, что необходимо делать для того, чтобы наша страна также стала богата призваниями?
- Сейчас в Ирландии число призваний к священству по нескольким причинам снизилось. Во-первых, люди становятся богаче, а во-вторых, у них появилось много возможностей проявить себя в Церкви, исполнять различное служение, не принимая священный сан. В Ирландии в приходах работает очень много людей, которые еще сорок-пятьдесят лет тому назад могли быть очень хорошими священниками или монахинями.
Призвания произрастают из хороших семей и крепких приходов. Мы все обретали свою идентичность в приходе, каждый принимал участие в воскресной мессе. Религиозная основа призвания – уважение к священникам, Церкви – была высоко развита.
Что касается России, здесь совсем другая ситуация. Я думаю, что мы должны отдавать все силы работе с семьями. Мы видим, как несчастны семинаристы, которые не получают поддержку из дома. Я считаю, что в приходах нашей епархии мы должны создавать больше возможностей для того, чтобы молодые люди могли понять, что быть христианином, католиком, верующим - нормально и естественно. Мне кажется, что во время молодежных встреч они укрепляются в осознании этого.
Подобный опыт можно получить и в приходе, благодаря молодежным группам, где человек приобретает опыт веры во время литургии.
У нас также ведется подготовка – краткосрочная и более длительная –к бракосочетанию. Мы проводим встречи, на которых объясняем различные формы христианского призвания - к семейной жизни, монашеству, священству или жизни в целомудрии. Необходимо, чтобы люди с похожим призванием встречались, беседовали друг с другом, знакомились с опытом друг друга.
Жизнь человека должна быть обретением опыта. К сожалению, многие люди в поисках такого опыта увлекаются сверхъестественным, новыми движениями, медитациями и т. д. Последний документ Святого Престола посвящен "Нью эйдж", это движение обещает человеку дать "великий опыт", но многие люди даже не задумываются и не понимают, о чем идет речь. Поэтому нам также нужно стремиться обретать опыт, а это не совсем то же, что простое знание. Опыт –это проникновение в глубину, он полностью вовлекает человеческую личность, ее эмоции, интеллект, взаимоотношения.
- Возвращаясь к конкретным ситуациям, когда человек может ощутить свое призвание. Странно, но монахи очень редко просят нас разместить в газете приглашение на реколлекции для молодежи, встречи...
- Я думаю, что нам нужен такой опыт, однако я думаю, что он должен быть включен в общий контекст. У меня был похожий опыт – мы с епископом часто посещаем рассеянные общины верующих в области. Многие из них не могли приступить к таинству покаяния 50-60 лет и, конечно, у них много эмоциональных ран. Однажды я заменял епископа на встрече с одной группой. Я спросил их: "Чем вы на катехизации занимаетесь с епископом?" Они ответили: "Мы изучаем Страсти Христа, Распятие". Тогда я предложил: "Расскажите мне о собственном опыте Страстей, о Голгофе в Вашей жизни". Они помолчали немного, потом говорили больше часа – о голоде, о невозможности куда-нибудь пойти. Я спросил: "Вы рассказывали об этом кому-нибудь?". Во всей группе оказался лишь один человек, который однажды поделился с кем-то своей болью.
Я думаю, что в России обострена реакция на насилие, провоцирующая взрывы ненависти, людям необходимо больше положительных эмоций, поскольку бытовые неурядицы мешают им быть счастливыми. Я вижу в этом свою ответственность и часть миссии Церкви.
В свое время наша конгрегация задумалась над тем, какой ответ мы можем дать на нужды Церкви в России. Для этого мы связались с нунцием в Москве архиепископом Франческо Коласуонно и тогдашними Апостольскими администраторами. Я и еще один священник в 1994 г. отправились в Москву, чтобы обсудить эти перспективы с архиепископом Тадеушем Кондрусевичем.
В сентябре 1995 г. три наших священника прибыли в Россию. Мы не знали языка, но это не было главным. Конечно, он очень важен, я посвятил изучению русского много времени, однако, конечно, не это должно быть решающим.
- Куда Вы отправились из Москвы после изучения языка?
- Архиепископ Кондрусевич познакомил нас с развитием Церкви в России. На юге о. Бронислав Чаплицкий возродил несколько общин. Он проделал огромную работу, зарегистрировал новые приходы, однако один священник не мог охватить все увеличивающееся число верующих. Поэтому владыка попросил нас рассмотреть возможность начать работу на Кавказе.
Нам поручили работу в приходах Махачкалы, Грозного, Владикавказа, Нальчика, Прохладного и Новопавловска (Ставропольский край). Мы прибыли в регион в разгар первой чеченской войны. С самого начала начали работать с беженцами из Чечни, обращавшимися в приходы.
Вначале мы столкнулись со множеством трудностей, особенно сложно пришлось в Прохладном и Нальчике – местные власти относились к нам с подозрением. Кстати, до сих пор они иногда они устраивают проверки о. Кону – боятся, что мы не священники, а шпионы. Владикавказ расположен недалеко от границы с Чечней, поэтому там тоже были некоторые трудности. До последнего момента мы не знали, сможем ли получить регистрацию. Однако уже через год мне выдали вид на жительство в Прохладном и Нальчике. О. Стивен Роджерс получил на четыре года вид на жительство во Владикавказе. Тогда там жил еще о. Кевин.
Когда в конце войны был избран новый президент, нас предупредили, что существует опасность, что иностранцев будут похищать. Особенно были напуганы власти Северной Осетии, они боялись оказаться вовлеченными в международный конфликт. Поэтому двум священникам пришлось уехать на год домой, но их пообещали принять, когда ситуация нормализуется. Теперь о. Стивен вернулся, у него очень хорошие отношения с местной администрацией.
- У вас есть опыт работы с католической диаспорой. Каковы, на Ваш взгляд, перспективы у российских католических приходов?
- Я думаю, мы должны привыкнуть к маленьким приходам, принимать то, что нам сейчас дает Бог. Например, в Прохладном у меня была община в 40-50 человек, но 35 из них уехали в Германию. С одной стороны, для нас была очень серьезная потеря, с другой - для юга очень характерно, что все время появляются новые люди, однако через некоторое время они куда-нибудь переезжают.
Другой важный момент: наша Церковь не стремится быть доминирующей. Поэтому важно уметь создавать общину для тех, кто приходит в настоящее время, чтобы они чувствовали себя как дома, получали необходимую духовную пищу. Это требует различных видов служения: иногда – образования, потому что люди просто ничего не знают о Церкви. Нередко бывает, что люди называют себя верующими, они, бывает, даже усердно молятся, но не могут вербально сформулировать, во что именно они верят. Это то, что принято называть "примитивной верой". Но у них есть вера.
Две недели тому назад в одной деревне, в ста километрах от Саратова, я преподавал таинства умирающей пожилой немке – для меня это стало подлинным служением, женщина не видела священника 60 лет. Это был чудесный опыт: она пронесла живую веру через сибирские и казахстанские лагеря, в конце жизни смогла вернуться в родную деревню. Умирала она счастливой и умиротворенной, потому что смогла приобщиться к таинствам.
Мы часто встречаем таких людей здесь, на юге. Я вспоминаю двух братьев, в их семьях в общей сложности десять детей. Я был восхищен тем, как они смогли воспитать их в вере: они очень образованы, подготовлены к таинствам. Каждый понедельник я езжу и совершаю мессу в доме к одного из братьев. К сожалению, часто слышишь такие рассказы: "Меня крестила моя бабушка, а мама была не очень верующая, поэтому вся семья утратила веру". Я думаю, что многие россияне носят в своем сердце боль потому, что их семьи утратили веру.
Благотворительная деятельность – важная сторона деятельности наших приходов. Здесь очень много бедных, поэтому "Каритас", благотворительные группы должны занимать видное место в жизни прихода.
- Итак, значит, если приход не растет – это не трагедия, главное – создавать условия для жизни в общине?
- Да, важно служить людям и вводить их в современную Церковь. Мы должны быть Церковью, приносящей свободу, а не подчинение, если мы принимаем учение II Ватиканского Собора. Церковь должна освобождать человека, вести его к Богу. Это связано с его достоинством.
Я думаю, что ограниченное число людей, которое приходит – это настоящий дар Бога. Я служил в одной деревне мессу для 5-6 человек. И так целых полтора года, перед тем как приехал в Саратов. Мы должны делать все от нас зависящее, чтобы подготовить почву.
Очень важно научиться вести диалог с православными. Я думаю, что мы, католики латинского обряда, должны наводить мосты для восстановления единства Церкви. Порой это нелегко, а иногда связано с искушением не делать вообще ничего, не обращать внимания. Но нужно не оглядываться на политическую ситуацию – политика может меняться, она всегда пытается использовать Церковь в своих интересах. Мы должны свидетельствовать, что сердце нашей Церкви – Христос.
Быть в России сейчас, в это время – для меня огромная честь. Это благодатное время. Если мы сможем воспользоваться дарованными нам возможностями, я думаю, оно окажется благодатным как для России, так для всей Церкви, для всего христианства.

Беседовал Виктор Хруль

Живое слово

Почему я люблю Россию...

В июне 1989 года, когда я работал в семинарии в Вероне, я посмотрел телепередачу из Москвы, в которой показывали, как президент Горбачев и его жена Раиса принимали кардинала Агостино Казароли, великого строителя "Восточной политики Ватикана". Встреча проходила в Большом театре в столице.
Наш диктор-итальянец обратил особое внимание на те почести, с которыми был встречен кардинал Святой Католической Церкви. Я был удивлен. В СССР началась Перестройка - это было волшебное слово, которое никто из профессоров Веронской семинарии не смог мне истолковать. И из глубины сердца пришло решение - отправиться в Россию, чтобы собственными глазами увидеть что же такое Перестройка. Когда окончились экзамены в семинарии, 2 июля 1989 года я вылетел в Москву, чтобы провести там летние каникулы.
Подробнее...