- Владыка, трудно ли быть епископом?
- Я еще не осознал, что такое быть епископом. Кажется, в моей жизни и работе ничего значительно не переменилось с тех пор, как я сюда приехал. Разве что Россия стала моей второй родиной, и я как-то не особенно отделяю себя от россиян. Да и времени прошло немало – 11 лет я живу в России.
- Сейчас в нашей стране остро стоит вопрос нехватки призваний. А как Вы сам пришли к такому выбору жизненного пути?
- Я родился в саксонской деревне, где жила только одна католическая семья – наша. Вере нас учили родители. С моим отцом была интересная история. Когда он сделал предложение моей маме, дедушка сказал, что даст свое благословение, если его будущий зять станет католиком. Любовь делает чудеса – отец согласился. И потом, сколько я себя помню, он был лидером в семье. Каждое воскресение мы собирались вместе, и отец читал нам Священное Писание, потом мы молились под его руководством. Ведь на мессу мы могли попасть только один раз в месяц. Католический храм был далеко, а ездить туда часто у нас не было средств.
Мне было семнадцать лет, когда я стал семинаристом. Кажется, я не думал ни о чем другом. Кроме того, с 1979 года переписывался с этническими немцами, проживающими на территории СССР, в Таджикистане, и знал, что они нуждаются в священниках. Но время было сложное. Конечно, не все было так просто и гладко. После четырех лет учебы я вдруг понял, что мне надо оставить семинарию. Большие сомнения пришли ниоткуда, и я не знал их причину. Я взял академический отпуск, хотя можно было забирать документы, так как я не намерен был продолжать учебу.
Год я проработал в больнице медбратом – это соответствует должности санитара. Я делал любую работу, и мне это нравилось. Где-то в глубине души я избегал думать о священническом призвании. Мне казалось, это не мое. А служить людям можно было и в других сферах, например, в медицине. Тем более, что я работал в удивительно сплоченном коллективе молодых людей, которые трудились не за зарплату. Мы были единомышленниками в своем стремлении помогать людям переживать их страдания и боли. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю моих сотрудников, с которыми мы стали настоящими друзьями, и до сих пор ими остаемся. Это редкое явление. Я чувствовал себя счастливым человеком.
- Тем не менее, Вы вернулись к учебе...
- В семинарии был один профессор, преподаватель экзегетики, который не терял меня из виду. Это он меня уговорил вернуться в семинарию и выдержать хотя бы три дня, молясь о своем будущем.
Это были самые трудные дни в моей жизни. Я спорил с Богом, говорил Ему: "Почему я? Возьми другого, это не мое призвание, а я – Твоя проблема". Не хотел оставаться ни дня, но дал ведь обещание профессору и должен был сдержать слово, как мне казалось, ради него. В это время я получил письмо из Душанбе от своих молодых друзей-немцев. Они писали: "Мы ждем тебя, верим, ты будешь нашим священником". Я был в замешательстве, понимая, что не могу так просто уйти. И остался. Все мои сомнения ушли в тот день, когда меня рукоположили в диаконы. В момент, когда я публично согласился служить Богу, Он забрал все мои сомнения. И я понял, что их виновником был один я. Меня охватило чувство благодарности к Господу. Помню, я не уставал повторять: "За что Ты так любишь меня?".
- Вы приехали в Россию совсем еще молодым священником. Трудно ли Вам было адаптироваться в новой среде?
- Сначала я служил в Таджикистане. Так случилось, что начал свой священнический путь среди тех, с кем был знаком по переписке. Правда, позже они уехали в Германию, как и множество других немцев. Но некоторые оставались. Мне было удивительно жить среди людей, которые сохранили свою веру, будучи оторваны от церкви, Евхаристии и пастырства многие десятилетия. Фактически своим призванием я обязан им – тем, которые так долго ждали своего священника.
В Россию я приехал в 1992 г. по приглашению тогда еще тоже молодого священника, а ныне епископа Иосифа Верта. Наверное, сложнее всего было справиться с русским языком. Меня учили дети. Во время первых "Каникул с Богом", когда я уже служил в городе Марксе, мы пригласили детей из малообеспеченных семей, которые не могли отправить их на летний отдых. Там, помимо интересных игр, мы вместе читали Евангелии, и дети, таким образом, учили меня языку. Они – самые хорошие учителя.
- Владыка, за этот, сравнительно недолгий, и в то же время очень насыщенный период, Вы ощутили какие-то перемены в жизни Церкви?
- Если брать ситуацию в приходах, где мне приходилось работать, то, конечно, она изменилась. Например, в начале девяностых приходы состояли в основном из этнических немцев и богослужения совершались на немецком языке. Я был очень удивлен, услышав, как кто-то из прихожан вспоминал последнюю проповедь, сказанную священником в 1929 г. Это были радостные дни возрождения. Некоторые плакали. Был необыкновенный духовный подъем.
Потом начался массовый выезд в Германию. Я помню, как епископ Иосиф Верт буквально уговаривал российских немцев не уезжать, мотивируя тем, что им трудно будет сохранить крепость веры, которую они пронесли через эти страшные годы. Нужно было решить что важнее – жить в достатке на земле или попасть на небо. И это был не риторический вопрос. В Германии, где Церковь страдает от различных перегибов – толерантности, дискуссионности, соглашательства с противоречащими христианской морали явлениями, многие эмигранты поняли, что теряют своих детей... Жизненно важно сначала быть членом народа Божия, а потом уже – членом нации.
Удивительно, что с отъездом многих людей, приходы не становились малочисленнее. На их место приходили новые люди, для которых католичество стало личным, осознанным выбором.
- Согласитесь, что Ваш случай – неординарный. Через три года после семинарии Вы – уже настоятель прихода, еще через пять лет Вас назначают епископом. В 36 лет – епископ... Как Вы справляетесь с возложенной ответственностью?
- Я просто работаю и стараюсь делать свою работу как можно лучше. Ее так много, что некогда задаваться такими вопросами. Есть ситуации, которых невозможно избежать. Особенно когда однажды сказал Богу "да!". Тогда ты знаешь, что Господь заботится о тебе и деле, которому служишь. Иначе невозможно было бы справиться. Церковь – это не столько земная структура, здесь не все организационные модели, изобретенные человеком, применимы. Только сейчас я понимаю, что такое быть священником. Но еще не понял, что значит быть епископом. Слишком мало прошло времени. Скажу только, что очень люблю свое призвание. И совершенно счастлив – чего и желаю молодым людям, которые задумываются о священстве.
- Как Вам живется в России? Наверное, все же скучаете по Германии?
- Я очень благодарен этой стране: Россия подарила мне немало радости. И я понял, что никогда не захочу уехать отсюда.
- Однажды академик Д. С. Лихачев так определил принадлежность к нации: на каком языке человек думает, к той нации он и принадлежит. Спорно, хотя и небезынтересно... А Вы, владыка, на каком языке думаете?
- На моем, русском.
Беседовала Наталия Мюселимян
"Свет Евангелия" , № 24 (421) 08 июня 2003 года